Клементс Рори - Мученик

Да, подумал он. Приведи ее. Перед его мысленным взором возник образ его матери. Она улыбалась ему блаженной улыбкой, а он снова был маленьким мальчиком, был летний день, и все двери и окна в их чудесном доме поросли цветами.

Открыв глаза, рядом с Изабеллой он увидел мамашу Дэвис.

— Как вы себя чувствуете, господин Шекспир?

Он заметил, что она улыбается одним ртом. Глаза ее скрывали тайны и темные дела, о которых он не хотел знать.

В левой руке она держала небольшой стеклянный пузырек.

— Здесь ваша эссенция, господин Шекспир. Изабелла добыла мне ее. Думаю, что вам пошло на пользу это избавление. То, что распирало вас изнутри, взорвалось, словно пушечный заряд. Уверена, теперь вы почувствуете себя гораздо лучше. Такое в себе лучше не держать.

Сквозь затуманенное сознание до Шекспира дошло, что в пузырьке находится его семя. Но зачем? И словно прочитав его мысли, она добавила:

— Это вместо оплаты, господин Шекспир. Такова цена. Запомните это хорошенько.

Пока он смотрел на нее, не в состоянии произнести хоть слово, мамаша Дэвис закрыла глаза, и ее голос вдруг стал странно высоким, каким-то неземным:

— Несмотря на замысел Творца и тщету людскую, всадник по имени Смерть уже в пути. Уясните себе это, Джон Шекспир, или молитесь. Ибо такова цена, даже если она вам не нравится. И ваша плата за любовь — гибель.

Она погладила его по руке.

— Ну-ну, будьте умницей. Теперь у меня ваше семя. Семя Лестера тоже у меня, поэтому он навечно в моей власти. Не забывайте о цене. Валстан Глиб забыл и теперь погибает от холода и жажды в «Ньюгейте». Взамен вы получите имя убийцы. Вам останется лишь найти его. Ключ — у вас. Если желаете, вы можете открыть дверь, но не смейте предавать того, кто вам назовет имя. Не вздумайте причинить вред мамаше Дэвис.

Шекспир погрузился в сон, а когда снова проснулся, в комнате было холодно, догорала свеча, от которой оставался огарок размером в дюйм. На этот раз он был один. Он смог подняться с кровати, только болела голова, но паралич прошел.

Он был без одежды. Его вещи лежали в кресле, где прежде сидела и наблюдала за ним Изабелла. Одевшись, он вспомнил, что у мамаши Дэвис его семя. Шекспир прислушался, но не услышал ни звука. Он взял свечу и подошел к двери. На стене висело зеркало. Он посмотрел на свое отражение, и у него перехватило дыхание: его правая бровь была сбрита. Что за колдовство задумала эта ведьма Дэвис?

В коридоре было темно, единственным источником света была его быстро догорающая свеча. Ее хватило лишь на то, чтобы добраться до приемной, где он ждал мамашу Дэвис и видел на стенах картины, изображающие прелюбодеяние. В камине тлели угли, в неверном свете которых Шекспир обнаружил еще одну наполовину сгоревшую свечу. Он зажег свечу от углей и направился назад по коридору в комнату, где встретил мамашу Дэвис. Везде было пусто и темно. Сколько сейчас времени? Если в камин дров не подкладывали, то Шекспир предположил, что только что наступил вечер.

Он вспомнил о Кэтрин. Она хотела увидеться с ним. Чувство вины накрыло его, словно волна, когда в его мозгу всплыл смутный образ ласкающей его Изабеллы Клермон.

И он так и не узнал, откуда у Валстана Глиба сведения о ранах на теле леди Бланш Говард.

Когда Шекспир добрался до Ситинг-лейн, он едва стоял на ногах. По мосту он ехал медленно, опасаясь вывалиться из седла. По прибытии Шекспир отвел лошадь на конюшню, где передал поводья конюху, затем нетвердой походкой направился к входной двери.

Вдруг из тени появилась фигура в капюшоне. Рука Шекспира потянулась к рукоятке меча, но с облегчением выдохнув, он вложил меч обратно в ножны: это была Кэтрин.

— Госпожа, я собирался идти к вам.

— Я не могла больше ждать. Вы ничего не сообщили мне о господине Вуде. Я в таком отчаянии.

— Входите.

Джейн приняла у них плащи, предложила им перекусить и чего-нибудь выпить.

— Что с вашей бровью, хозяин?

Шекспир бросил на нее сердитый взгляд.

— Простите, госпожа, — сказал он, когда Джейн ушла. — Я не мог приехать в Доугейт. Но для вас здесь всегда открыта дверь.

При виде Кэтрин мысли Шекспира вернулись к событиям в Саутуорке. Он чувствовал себя жалким и грязным. Ему хотелось немедленно вымыться с головы до ног. Он ужасно устал, голова трещала, и ему не терпелось поскорей забраться в постель.

Он проводил Кэтрин в небольшую библиотеку. Эта комната была местом уединения, где он мог поразмышлять или помолиться, когда пребывал в соответствующем расположении духа. Усталость как рукой сняло, когда он понял, что Кэтрин в расстроенных чувствах. Волосы были растрепаны, вокруг глаз легли темные тени. И все равно она была прекрасна.