Дверь открылась и вошла женщина с подносом, на котором стоял бокал подогретого вина. В изумлении Шекспир уставился на нее. Она была стройна, белокура и совершенно обнажена. Он не мог оторвать взгляда от ее груди. Она подала бокал Шекспиру. Словно в каком-то забытьи, он взял вино и выпил.
— Господин желает еще чего-нибудь? — спросила она. С этими словами она коснулась его рук.
— Нет, — ответил он. — Это все.
— Вы уверены? — Она провела его рукой по своим бедрам. На Шекспира это произвело такое сильное впечатление, что он отдернул руку. Но ему вдруг вспомнились все неудачи и разочарования прошедших дней, и он снова потянулся рукой к ее бедрам. Она прижалась к нему. Шекспиру хотелось коснуться каждого дюйма ее гладкой кожи.
Он закрыл глаза, утопая в чувственности, но затем отстранился, хотя далось ему это с большим трудом.
— Нет. Уходите.
Она замешкалась на мгновение и снова потянулась за его рукой, но на этот раз он сдержался. Она поклонилась и вышла из комнаты. Шекспир осушил остатки бренди, и у него перехватило дыхание — до того крепким оказался напиток. К чему все это? Джон запаниковал. Он принял неверное решение, явившись сюда, особенно в одиночку. Надо было взять с собой Слайда.
Что теперь делать? Он не мог вот так сидеть и ждать, когда мамаша Дэвис снизойдет и наконец появится. Сколько пройдет времени, пять минут, пять часов? Он поставил бокал на каминную полку, ему показалось, что огонь разгорелся еще ярче. В комнате было слишком жарко, у Шекспира со лба потек пот, скатываясь по щекам за воротник.
Он направился к двери и, отодвинув засов, приоткрыл ее, а затем распахнул. Дверь выходила в коридор, освещенный канделябрами с широкими свечами. Шекспир пошел по коридору, в конце которого была еще одна дверь. Из-за двери доносилась музыка, странные звуки, смех и стоны.
Дверь легко открылась. Шекспир стоял на пороге, глядя на сцену, которая, как ему показалось, могла возникнуть только в каком-то отвратительном, адском воображении. Девять лет тому назад, в возрасте двадцати лет, он, в ту пору младший адвокат, ездил в Венецию и Верону, где видел множество гравюр и картин, содержание которых основывалось на описаниях ада величайшего поэта Данте Алигьери. В этих поездках, и даже в Лондоне, Шекспир уже видел картины, изображающие оргии, и он не был девственником, но все же ему не доводилось лицезреть подобные сцены воочию. Дюжина обнаженных женщин всех оттенков кожи и волос переплелись друг с другом на кровати королевских размеров. Кровать была укрыта красным пологом и застелена таким же красным бельем, которое переливалось, словно кровь, в мерцании свечей. Благовония наполняли воздух сладким ароматом. Девушки извивались, словно змеи на майском солнце. Они стонали, выкрикивая непристойности, и, казалось, даже не замечали его. В углу две обнаженные женщины играли на лире и арфе. Ни один мужчина не смог бы спокойно наблюдать за подобным зрелищем. Пока Шекспир стоял, не в силах пошевелиться, он вдруг осознал, что все это подстроено для него.
С огромным усилием он захлопнул дверь. Его трясло. Он закрыл глаза, но кровать, полная обнаженных женщин, не отпускала его мысли. Он быстро повернулся и наткнулся на соблазнительно улыбающуюся Изабеллу Клермон.
— Вам понравилось, не так ли?
— Госпожа, вы слишком многого хотите от моего воздержания.
Она притворно удивилась.
— Мне жаль, месье.
— Я скажу вам, чего бы мне хотелось: закрыть это место, а его обитателей отправить в «Брайдуэлл», включая вас и вашу мамашу Дэвис. Уж я бы позаботился о том, чтобы ежедневный каторжный труд очистил вас от безнравственности.
— Прошу прощения, но большинству мужчин это по вкусу. Им нравится наблюдать, как прекрасные женщины наслаждаются друг другом. Быть может, вы предпочитаете юношей. Можно устроить и это.
— Я ухожу и вернусь с шерифом и констеблями.
— Но, месье, мамаша Дэвис уже здесь и примет вас. Разве не этого вы хотели?
— И сколько времени мне еще ждать?
— Нисколько, пожалуйста, идемте со мной. — Она взяла его за руку, но Шекспир отдернул руку, однако пошел за ней, прочь от приемной и спальни с обнаженными женщинами. Вскоре они очутились в другой комнате, где у камина в одиночестве сидела, сложив руки на коленях, невысокая пухлая женщина с седыми волосами и в скромной одежде. Если это была мамаша Дэвис, то, как описывал ее Валстан Глиб, она и впрямь походила на чью-нибудь мать.
— Месье, разрешите представить вам мамашу Дэвис. — Изабелла ладонью указала на женщину.
Читать дальше