Еремей Парнов - Ларец Марии Медичи

Лицо кардинала нахмурилось, уголки узких губ заострились. Он увидел в зеркале, что у скрывающего дверь гобелена стоит францисканский монах в серой, подхваченной веревкой рясе и сбитых сандалиях на босу ногу.

Отец Жозеф, как обычно, вошел совершенно бесшумно. И сотый раз Ришелье поймал себя на том, что испытывает в присутствии капуцина странную скованность, какое-то гадливое опасение. И это чувство было подобно тому безотчетному ощущению, которое вызывает близость затаившейся змеи.

Ришелье с минуту всматривался в темное, изрытое оспой лицо отца Жозефа, которого называли заглазно «серым преосвященством» и «тенью кардинала».

И это была правда. Отец Жозеф был его тенью. И ведь чем ярче сияет солнце над человеком, тем чернее становится тень.

Отец Жозеф поймал в зеркале настороженный взгляд кардинала и наклонил голову. Мелькнула свежевыбритая тонзура.

– А, это вы, дорогой Жозеф? – С наигранной живостью Ришелье повернулся на каблуках. – Как всегда вовремя. – Он повернул кресло боком к камину и сел, поставив ноги на скамеечку, под которой устроилась свернувшаяся в пушистый ком кошка.

Не ожидая приглашения, отец Жозеф взял стул и подсел к кардиналу. Кошка встрепенулась, недовольно мурлыкнула и прыгнула кардиналу на колени. Ришелье приласкал и успокоил ее.

– Что скажете? – спросил он, легонько щекоча теплое кошачье ухо.

– Есть новые сведения о завещании Нострадамуса, монсеньор.

– Я ничего не слыхал о таком завещании. Разве оно есть?

– Нострадамус сделал предсказание на сто лет вперед, В частности, он предсказал, что…

– Я не интересуюсь предсказаниями…

Быстрые, чуть косящие глаза отца Жозефа нетерпеливо сверкнули.

– Но великий астролог оставил наследство…

– Вот как? И большое?

– Да, монсеньор. Огромное. Неисчислимое.

– Неисчислимых капиталов не бывает. На то и существует у нас сюринтендантство. Сколько?

– Это не деньги, монсеньор.

– Что же? Предсказания грядущих событий? За это я не дам и одного су.

– Нет, монсеньор, не предсказания. – Отец Жозеф медлил, сросшиеся над переносицей лохматые брови недовольно дрогнули. – Наследство Нострадамуса – власть над видимым миром и миром невидимым. Это долголетие, монсеньор. Возможно, даже бессмертие.

– В самом деле? – Ришелье сухо рассмеялся. – Судьба видимого мира в этой руке. – Он крепко сжал костлявый кулачок и сунул его монаху под нос. – Над миром невидимым властен только Бог, а бессмертие – враки. Если Нострадамус знал такой секрет, то отчего же не испробовал на себе? Разве прах его вот уже много десятилетий не покоится в земле? Что скажете на это, Жозеф?

– Вы, как всегда, правы, монсеньор. Быть может, наследство чернокнижника и не стоит внимания, но все дело в том, в чьи руки оно попало…

– Договаривайте!

– Известно, что у Нострадамуса были магические четки, сделанные из индийских самоцветов, которые именуют «глаз тигра» за свое поразительное сходство с глазами оных хищников. – Отец Жозеф покосился на блаженно урчащую кошку.

И словно почувствовав это, животное приоткрыло сверкнувшее золотым пламенем око.

– Мне рассказывали об этих четках, на которых каббалистическими знаками была вырезана какая-то чушь.

– Секретная формула, монсеньор. Причем только на одной четке, седьмой от конца.

– Знаю, знаю, – кардинал небрежно махнул рукой. – Сказки для малых детей. Кому же досталось это сокровище?

– Клоду де Ту, монсеньор.

– Клоду де Ту? Кажется, мне знакомо это имя. Кто он, Жозеф?

– Монсеньор должен помнить этого шевалье по некоторым событиям, имевшим место сразу же после переговоров с Испанией.

– Так вот он кто! Ну конечно, Жозеф, я помню. Волокита и заговорщик! Как же! Дамский любезник и опасный смутьян в одном лице. Почему он не попал тогда в тюрьму, Жозеф? Что спасло его от эшафота на Гревской площади?

– Вашему преосвященству было не до него.

– Вы хотите сказать, что я просто забыл о нем?

– В то время нам было не очень удобно задеть отцов-изуитов.

– Де Ту – иезуит?

– Более того… Фаворит генерала ордена.

– Это ничего не значит. Если он опасен…

– Фаворит прежнего генерала, монсеньор.

– Тем паче.

– Но шевалье состоит в чине провинциала. Он испанский гранд и родственник герцога Медины.

– Какого Медины? Медины-Сели или Медины-Сидонии?

– Медины-Сели, монсеньор.

– Это не спасает, Жозеф, вы хорошо знаете. Будь он хоть принцем крови… Так он опасен?

– Несомненно, – жестко отрезал отец Жозеф. – А своим положением в ордене и связями в Эскуриале опасен вдвойне.