Жильбер Синуэ - Дни и ночи

Дора испустила последний вопль и погрузилась в темноту, в черный сон без сновидений.

Пароход «Дориа» рассекал волны Средиземного моря, над ним голубело восхитительное небо.

В каюте номер двадцать четыре первого класса Дора, лежа под Рикардо, вся раскрытая, словно цветок весной, стонала от наслаждения.

— Заря моей жизни. Войди в орошенный сад, пробуди его! Ты мой хозяин. Мой господин. Ничто больше не остановит нас.

— Правда! Какое нам дело до богов!

— Да, делай как хочешь. Входи! Весь или по-другому. Ради моей жизни в тебе.

Волна с шумом разбилась о корпус судна. Да и было ли то волной?

— Я тебя люблю, люблю, люблю, — шептала Дора. — Я тебя люблю уже три тысячи лет, хотя и не знала об этом раньше.

Со слезами на глазах он погрузил пальцы в ее распущенные волосы.

— Помолчи. Сжалься, ничего не говори. Мое сердце сейчас разорвется. Я не хочу умереть от любви. Не сейчас.

Раздвинув и приподняв ее бедра, он как можно глубже проник в нее.

Она почти закричала:

— Глубже, еще глубже, иначе я своей рукой потушу огонь внутри!

Занимались любовью они долго, пока солнце не стало закатываться за горизонт.

В нескольких шагах от их иллюминатора юнга надраивал медь релингов.

— Я послал телеграмму Майзани, — сказал Рикардо, завязывая галстук. — Надеюсь, она уже получила ее.

— Не терпится встретиться с ней. По твоим словам, она исключительная женщина. Я жду и встречи с Буэнос-Айресом, с твоим городом, с местами, где ты жил.

— Уже скоро. Меньше девятнадцати суток.

Она кокетливо сделала изящный пируэт и спросила:

— Я тебе нравлюсь?

На ней было голубое атласное платье с небольшим декольте. На обнаженные плечи она накинула кашемировую шаль.

— Ты изумительна. Правда, декольте мне кажется глубоковатым.

— То, что под ним, принадлежит только тебе… Юнга перешел к носовой части.

Рикардо обнял Дору, пылко прижав к себе, словно желая раствориться в ней.

— Мы с тобой единственные в своем роде. Сегодня — больше, чем когда-либо. Боги не правы…

Юнга первым заметил большой черный шар, поблескивавший в волнах, в нескольких метрах от носа судна. Он потянул за рукав матроса, проходившего мимо:

— Что это за штуковина? Похоже на металлический шар.

Матрос вгляделся в плавающий предмет и сразу же в ужасе заорал:

— Бог мой! Мина… Это мина! Мы мчимся прямо на нее…

Адельма Майзани в третий раз перечитала телеграмму, полученную от Рикардо Вакарессы:

«Дорогая Адельма тчк Завтра отплываем на борту Дориа тчк Прибудем Буэнос-Айрес утром 12 июля тчк Были бы рады увидеть вас среди встречающих тчк

Любящий вас Рикардо»,

Взгляд психоаналитика переместился к крупным буквам на первой полосе газеты «Эль Диарио»:

«Итальянский корабль наскочил на мину. Выживших нет».

Ниже шла статья с описанием трагедии. По мнению экспертов, катастрофа произошла из-за столкновения корабля с одной из блуждающих мин, которыми русские напичкали Босфор во время Первой мировой войны, чтобы помешать турецкому флоту выйти в море. Автор писал: «Русские разминировали этот район еще в 1918 году, так что оставался один шанс из десяти миллионов, чтобы произошла подобная катастрофа».

Совпадение? Рок? А может, невезение?

Майзани сложила телеграмму, зажала ее в кулаке.

Значит, Рикардо не ошибался. Сарра действительно существовала. Все это время он шел по правильному пути. Обидно, что Майзани и сама всегда это знала, но не решалась признаться. Она была заложницей своей роли, и ей казалось невозможным разделять мнение этого человека, которым руководила только интуиция. На деле тут была не интуиция, а любовь. Любовь настолько большая и сильная, что он пренебрег временем и бросил вызов смерти. Ведь он не боялся погибнуть.

На столе еще лежало коротенькое письмо Вакарессы, полученное позавчера. Она столько раз перечитывала его, что знала наизусть…

«Я жду Дору. Поселился в гостинице при небольшой таверне в нижней части Феста. Я жду. Я расскажу ей все. Без уверток, без страха. Меня воодушевляет внутреннее спокойствие, о котором я и не подозревал. Каков бы ни был исход нашей встречи, я уже не буду прежним Рикардо. Мне представилась возможность пережить уникальное испытание. Я стянул с себя маску — гладкое лицо. Сердце мое закалилось. Ко всему прочему, я приобрел незыблемую уверенность. Уверенность, которая дороже всей империи Вакаресса и всех богатств мира. Теперь для меня не существует тайны. Жизнь, смерть, жизнь, смерть… и так — до бесконечности».