Жильбер Синуэ - Дни и ночи

— Поэтому вы решили стать археологом…

— Нет. Желание заниматься археологией появилось после чтения журнала, в котором рассказывалось о жизни Шлимана. Вам известна эта фамилия?

— Да, — подтвердил Рикардо.

— Мне было тринадцать лет, я была послушной девочкой. В статье рассказывалось, как этот великий человек задумал найти Трою, положившись в основном на интуицию, как сын обедневшего пастора сам начал изучать языки, древние и современные. Известно ли вам, что он знал их больше двадцати?

Увлекшись, она с горячностью говорила о легендарном археологе, расписывала его подвиги, почти забыв о присутствии Рикардо. Он слушал, не испытывая ни малейшего желания перебить. Ему нравились модуляции ее голоса. Он любил ее.

— Извините. — Дора неожиданно прервала свой рассказ. — Меня занесло. Так всегда бывает, когда я говорю об археологии вообще и о Шлимане в частности.

— Не стоит извиняться. Вы открыли мне глаза на мир, заинтересовавший меня. Я не знал о нем абсолютно ничего, пока не приехал в вашу страну.

— А вы забавный, месье Рикардо! С виду импозантный, с черными глазами, мужественным лицом, такой… латинянин… такой… — Казалось, она подыскивала нужное слово.

Он иронично произнес:

— Мачо?

— В некотором роде да. Не хочу вас обидеть, но ваша внешность странно не соответствует вашей чувствительной душе.

Вакаресса засмеялся:

— Вот так всегда. Внешность обманчива. — Он подошел поближе, встал рядом. — Вы, например. Такая женственная, женщина-ребенок… — Он осмелел и нежно коснулся ее лица. — Ну кто-нибудь принял бы вас за археолога, человека мужской профессии?

Дора не ответила, сама удивленная тем, что не отстранилась от этой ласки. Рука, дотронувшаяся до ее лица, показалась мягкой, почти знакомой. Мурашки пробежали по ее телу, и она попыталась подавить в себе новое ощущение. Что случилось? Она вспомнила, как испытала такое же чувство накануне, когда он вытер слезинку с ее щеки.

Она смущенно откашлялась и голосом, который посчитала твердым, заявила:

— Я должна закончить работу. У меня мало времени.

Он пришел в себя.

— Понимаю. Пойду поброжу по участкам. Когда мне вернуться?

— Через часик. Если хотите, потом я покажу вам диск, о котором говорил Криспи. Мне, кстати, надо проверить, хорошо ли рабочие упаковали его.

— Ладно, через час.

Рикардо полюбовался ею еще немного и удалился. Оставшись одна, Дора попыталась привести в порядок мысли.

Несомненно, этот мужчина обладал над ней таинственной властью. До этой поры она прекрасно владела своими эмоциями. Кто-то однажды упрекнул ее, сказав, что у нее гладкое лицо, лицо, не познавшее сильных страстей. Это было верно подмечено. Мужчины проходили по ее жизни, словно суда по воде. На их борту она проделывала часть пути, но исчезала при первых же признаках шторма. Дора никогда и никому не говорила слов «я тебя люблю», потому что слова эти застревали глубоко в горле, к тому же она находила их пошлыми.

Так почему же она так разволновалась сегодня? С Вакарессой они были знакомы всего несколько часов, и тем не менее он пробудил в ее сердце чувства, прежде неведомые ей. Почему? Может, все дело в том бредовом повествовании, во всплывших воспоминаниях о другой жизни, которая была до этой? Нет. Это невозможно. Она — Дора. Она всегда была Дорой.

Они вошли в зал как раз в тот момент, когда двое рабочих готовились заколачивать небольшой деревянный ящичек.

— Подождите-ка, — приказала Дора.

Она подошла к ящичку, осмотрела то, что в нем лежало, на ее лице отразилась досада.

— Я так и знала! Это халтурная работа.

— Где же тут халтура? — запротестовал один из рабочих. — Ваты мы положили больше, чем надо, так что от случайных ударов она защитит!

— Этого недостаточно. Я же просила вас обернуть диск тонкой шерстяной тканью.

Рабочие устало посмотрели друг на друга.

— Она кончилась. За ней надо идти в деревню.

— Ну и что? Какая проблема? Ведь это на краю света! Ступайте! Мигом! Сотрудники музея вот-вот прибудут.

Вздохнув, рабочие покинули зал.

— Чушь какая-то! — сердилась Дора. — Невозможно никому доверять!

Рикардо наклонился над ящичком:

— Можно взглянуть?

За несколько минут она освободила диск от защищавшей его ваты и взяла в руки, осторожно, точно новорожденного младенца.

— Что вы об этом думаете?

Огромное количество иероглифов было выдавлено по всей поверхности диска. Непонятно, в каком направлении они шли — то ли к центру, то ли от центра. Здесь были изображены фигурки людей, животных, орудия труда, растения вперемежку с непонятными значками. На обратной стороне — то же самое.