Жильбер Синуэ - Дни и ночи

— Какой-нибудь греческий археолог мог бы подхватить эстафетную палочку. Вот ты, к примеру, — сказал он Доре.

— Мне бы очень хотелось.

Она наставила на него указательный палец:

— А вот и меценат! — И спросила тут же: — Ты, кажется, говорил о какой-то фреске? Где она?

Он махнул в сторону полуразрушенного жилища:

— Там, если память не подводит. Она бросилась туда.

Очень скоро они остановились перед двумя юношами.

Сердце Рикардо едва не выскакивало из груди. Что касается Доры, то она впала в экстаз.

— Какое великолепие! Никакой наигранности! Твой художник совершил подвиг!

Несмотря на смятение, Рикардо пытался прочитать на ее лице какой-нибудь знак, отражающий волнение; но заметил лишь восторг археолога, увидевшего редкую вещь.

После некоторого колебания он рискнул спросить:

— Ты ничего особенного не испытываешь?

— Я ждала этого вопроса. Нет, любовь моя. Ничего. Ничего, кроме уважения и восхищения к этому месту и к этой фреске в частности.

Ноги отказывались его держать. Он присел в уцелевшем уголке комнаты.

— Ты мной недоволен? — забеспокоилась она.

— Нет. Я недоволен собой, только собой. Я заблуждался. Ослепленный тем, что пережил, я был уверен, что те же двери откроются и для тебя. Я ошибся. Мой опыт уникален и поэтому не может передаваться другому. Прости меня.

Дора опустилась на колени возле него.

— Простить тебя? За что? Благодаря тебе я открыла исключительное место для раскопок. Я дала себе слово в любом случае прийти сюда и ни о чем не жалею. — С нежной улыбкой она добавила: — В конце концов, разве мы не жили здесь?

— Ты снисходительна, но я думаю, пора сразу же закрыть книгу фантомов.

Не говоря ни слова, она прижалась к нему. А напротив освещенные солнечными лучами юноши, казалось, подсмеивались над ними.

— Уже поздно, — произнес Рикардо после долгого молчания. — Пароход не будет ждать.

Дора встала, и они пошли обратно.

Развалины были уже позади, когда она вдруг споткнулась о какой-то предмет, торчавший из земли. Дора чуть не упала и вынуждена была ухватиться за руку своего спутника.

— Что это такое? — воскликнула она, приседая. Дора попробовала разгрести землю вокруг предмета, но без инструментов задача эта оказалась не из легких.

— Осторожно, — заметил Рикардо. — Ты обломаешь ногти.

Она не слышала его.

Ей удалось ухватиться за конец предмета и, медленно раскачивая его из стороны в сторону, выдернуть его из земляного савана.

— Боже! Какая прелесть… Кукла… Предмет и в самом деле оказался куклой.

Хрупкая деревянная куколка. С малюсенькой овальной головкой. Без глаз, без губ.

Ничего, кроме носика посредине лица. Дора какое-то время рассматривала ее, нежно проводя пальцами по шершавому личику.

— Чудеса, да и только, — восхищенно сказала она. — Дар богов. Как видишь, твой друг был не прав. Они благословляют наш союз.

Она умильно смотрела на куклу.

— Я возьму ее с собой. Она всегда будет при мне.

— Правильно. Это будет наша последняя связь с Тирой.

Они пошли к пристани, где их ожидал кайк. Всю дорогу Дора прижимала куклу к груди, словно самую дорогую вещь.

— Спасибо, — сказала она Рикардо, бросив на него взволнованный взгляд.

— За что меня благодарить? Я ничего не сделал. Это я обязан тебе всем.

— Не посети я это место, наша история была бы неполной. Ты был прав.

Он обнял ее за талию, и они продолжали идти молча.

Подойдя к кайку, Рикардо первым поднялся на борт и протянул руку Доре. Но странно, она будто не заметила этого.

— Любовь моя, ты…

Он не закончил фразу: Дора отшатнулась, вид у нее был какой-то одурманенный, отстраненный. Рикардо выбрался из лодки.

— Что случилось?

В ответ — пронзительный крик. Крик животного в агонии. Словно неведомая сильная рука сжала в кулак все внутренности. Дора закачалась и упала бы, не поддержи он ее.

— Дора, Дора…

Рыдания и дикие вопли сотрясали ее. Рикардо хотел прижать любимую к себе, но она с выражением буйно помешанной оттолкнула его. Дора не видела его, не чувствовала. Она перенеслась в другой мир, в другое время. В прошлое до прошлого. В ней бушевали и рвались наружу голоса предков, заглушая все другие звуки. Настоящее стало мраком, в просветлевшей памяти возникали видения прошлого. Девочка, подросток… Сколько же ей было лет, когда отец вырезал из куска оливкового дерева эту куклу? Четыре года? Шесть лет? Тысяча лет? Сколько ночей провела она с этим подарком, прижимая его к сердцу, желая надежнее защититься от злых людей и меньше бояться ночных ураганов? Когда все это было? Когда она была девочкой, подростком?..