К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

— Н-невозможно, брат, — непререкаемым тоном изрек старший из монахов.

Это был невысокий, упитанный человечек лет сорока, с круглым бледным лицом и маленькими темными глазками, жестко смотревшими исподлобья. Вокруг его тонзуры вились темные волосы.

— Если мы с-станем использовать к-канский камень, на это уйдет уйма денег, — заявил он, взмахнув над чертежами своей пухлой ладонью. — И в результате монастырь наш б-будет разорен.

— Спору нет, тут потребуются большие затраты, — сказал каменщик. — Конечно, если вы хотите сделать все надлежащим образом.

— Церковь необходимо отремонтировать надлежащим образом, — убежденно произнес второй монах. Голос у него был глубокий и звучный. — В противном случае все пропорции здания будут нарушены. Если ты не согласен со мной, брат казначей, я буду вынужден переговорить с аббатом.

— Делай что хочешь, до добра это не доведет, — отрезал круглолицый монах и осекся, заметив незнакомцев.

Он проводил нас своими черными острыми глазками и вновь склонился над чертежами. Второй монах, лет тридцати, был высок и хорошо сложен. Лицо его, изборожденное ранними морщинами, отличалось красивыми и правильными чертами, а волосы, обрамлявшие тонзуру, были желты, как солома. Я успел разглядеть также, что у него большие светло-голубые глаза. Он томно посмотрел на Марка, который ответил ему холодным взглядом. Когда мы приблизились, монахи поклонились приору, получив в ответ едва заметный кивок.

— Все это очень интересно, — прошептал я Марку. — Создается впечатление, что над этим монастырем вовсе не нависает угроза упразднения. Они говорят о реконструкции церкви так, будто уверены — их обитель простоит вечно.

— А вы заметили, как пялился на меня тот высокий монах?

— Еще бы. Это тоже весьма интересно.

Мы уже приближались к дому, когда старый монах в белой рясе, стоявший у церковной стены, выступил вперед и оказался на дорожке прямо перед нами. Это был тот самый картезианец, которого мы уже видели во внутреннем дворе. Приор поспешил ему навстречу.

— Брат Джером! — сердито крикнул он. — Сейчас не время для твоих выходок! Прошу тебя, возвращайся к своим молитвам.

Картезианец, едва удостоив приора презрительным взглядом, обошел его, словно неодушевленный предмет. Я заметил, что он приволакивает правую ногу и при ходьбе тяжело опирается на костыль. Левая его рука явно была повреждена и безжизненно висела вдоль туловища. На вид ему было около шестидесяти лет, редкие волосы были куда белее, чем его потрепанная, покрытая пятнами ряса. Но яростные глаза старого монаха так и сверкали на бледном изможденном лице. С неожиданной ловкостью, увернувшись от приора, пытавшегося преградить ему путь, он подошел прямо ко мне.

— Так ты посланец лорда Кромвеля? — спросил он надтреснутым дребезжащим голосом.

— Да, сэр.

— Все, взявшие меч, мечом погибнут. Известны тебе эти слова?

— Евангелие от Матфея, глава двадцать шесть, стих пятьдесят два, — ответил я. — Но что вы хотите этим сказать? — Мысль о злодеянии, приведшем меня сюда, мгновенно пришла мне на ум. — Вы намерены сделать признание?

В ответ монах разразился презрительным смехом.

— Нет, горбун, я просто напомнил тебе слова Господа нашего, ибо они истинны.

Приор Мортимус схватил картезианца за здоровую руку, пытаясь оттащить его прочь от меня. Тот стряхнул его ладонь и захромал прочь.

— Прошу вас, не обращайте на него внимания, — взмолился приор. Лицо его побледнело, и малиновые прожилки вен резко проступили на жирных щеках. — Бедняга не в своем уме, — добавил он, поджав губы.

— Но откуда он здесь? Что делает в вашем монастыре монах картезианского ордена?

— Видите ли, мы разрешили ему жить здесь, снисходя к его достойному жалости состоянию. К тому же об этом просил его родственник, чьи земли находятся по соседству с нашими.

— А из какого он монастыря?

— Он прибыл из Лондона, — с явной неохотой сообщил приор. — Мы так и зовем его — Джером из Лондона.

У меня глаза на лоб полезли от удивления.

— Так, значит, он из того самого монастыря, где приор и половина монахов отказались присягнуть на верность королю, и были подвергнуты казни?

— Но брат Джером принял присягу, — сказал приор. — Правда, не сразу. Господину Кромвелю пришлось приложить для этого определенные усилия. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Его пытали на дыбе?

— Да, Джерома подвергли страшным истязаниям. Тогда-то он и повредился в уме. Впрочем, страдания, которые он перенес, — лишь заслуженная кара за неповиновение, не так ли? А сейчас мы держим его у себя из милосердия. И надо признать, зачастую он испытывает наше терпение.