К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

Я опустил бутылочку в карман камзола и вслед за братом Гаем вышел в коридор. Глядя на его тонзуру, обрамленную густыми, черными как смоль волосами, я размышлял о том, что в одном он прав несомненно: после упразднения монастырей испанскому мавру будет нечего делать в Англии. Даже исходящий от него приятный запах кажется чужеродным на фоне распространяемого местными жителями зловония. Ему придется просить разрешения уехать за границу, дабы поступить в испанский или французский монастырь. И вполне вероятно, в подобном разрешении ему будет отказано, ведь эти страны ныне являются нашими врагами. Бесспорно, если монастырь в Скарнси прекратит свое существование, положение брата Гая будет более отчаянным, чем положение любого другого монаха.

Возглавляемая аббатом процессия монахов направлялась в церковь. Брат Гай, увидев их, поспешно покинул мое общество, чтобы присоединиться к своим собратьям. Немного поодаль, пытаясь догнать остальных, быстрым шагом шли двое, в которых я узнал приора Мортимуса и брата Эдвига. Они пересекали монастырский двор со стороны дома казначея. Пока я наблюдал за ними, мне почему-то вспомнилось замечание Гудхэпса о том, что они управляли всеми делами в монастыре. Однако несмотря на общность взятой ими на себя ответственности, я, сколько ни тщился, не мог обнаружить между ними никаких признаков дружеской привязанности. Напротив, все говорило о ее отсутствии. Приор шел довольно быстрой походкой, вздымая ногами глубокий снег, а низкорослый казначей, чтобы поспеть за ним, почти бежал. Ко мне подошел Марк в сопровождении старика Гудхэпса. Поглядывая на серое небо, доктор взволнованным голосом произнес:

— Доброе утро, господин Шардлейк. Как по-вашему, будет сегодня снег? После службы мне хотелось бы сразу отправиться в путь.

— Единственное, что могу вам сказать, это то, что дорога в Скарнси вполне приличная. На этот счет можете не волноваться. А теперь нам пора. Боюсь, как бы нам не опоздать.

К тому времени как мы пришли в храм, монахи уже заняли свои места на хорах, о чем свидетельствовал доносившийся оттуда шорох вперемешку с легким покашливанием. Один гроб, в котором находилось тело Синглтона, был по-прежнему открыт и стоял на нескольких стульях с нашей стороны крестной перегородки. Другой располагался чуть дальше от нас, в нем покоилось окруженное горящими свечами тело Саймона Уэлплея. Рядом с гробом Синглтона, но не слишком близко к нему, ибо от него изрядно разило запахом разложения, нас поджидал аббат.

— Пока длится поминальная служба, можете посидеть возле покойного, — серьезным тоном произнес он, — а сразу по ее окончании начнете вынос тела. Вам поможет приор Мортимус. Если… — Замявшись, он поглядел на мой горб. — Если, конечно, вы в состоянии принять на плечи такую ношу.

— Вполне, — отрезал я, в глубине души съежившись от одной только мысли, что мне придется это делать.

— А я не в состоянии, — протрубил Гудхэпс, — у меня больное плечо. Мне вообще не следовало бы неделю вставать с постели.

— Ладно, ладно, доктор Гудхэпс, — усталым тоном оборвал его аббат, — я подыщу кого-нибудь из монахов на место четвертого носильщика.

Тогда в первый и в последний раз я обменялся с аббатом сочувствующим взглядом поверх головы этого старца, после чего Фабиан кивнул и исчез за крестной перегородкой, а мы заняли свои места у гроба Синглтона. Гудхэпс, прокашлявшись, уткнулся в носовой платок.

Служба началась. Помнится, в то утро, пока я сидел у гроба смердящего мертвеца, меня захватила чарующая полифония звуков, и я почувствовал, что она оказывает на меня действие, которое было сродни колыбельной. Псалмы и положенные на музыку латинские тесты из книги Иова задели некую чувствительную струнку моей души.

«И ты говоришь: „что знает Бог? может ли Он судить сквозь мрак? Облака — завеса Его, так что Он не видит, а ходит только по небесному кругу“». [9]

«Здесь слишком густые облака, — подумал я. — В этом месте я по-прежнему пребываю словно во мраке». Пораженный этой внезапно открывшейся мне истиной, я невольно содрогнулся. «Этого не должно быть», — твердо приказал я себе, призвав былую решимость, которая с некоторых пор покинула меня. Вдруг меня кое-что осенило — то, чего я никогда прежде не брал в расчет, хотя давно следовало бы это сделать. Марк с доктором Гудхэпсом сидели напротив меня; старик все так же хлюпал носом в свой носовой платок, а мой молодой помощник в задумчивости глядел невидящим взором в пустоту.