Алан Гатаев - Выбор Блейка

– Конечно, припугнут! Ублюдок ты долбаный! – закричал я.

– В материалах Мери были данные других девушек? – спросил Дженкинс.

– Фотография одной из них. Больше ничего, – промямлил Эдлер.

– Их настоящие имена или вымышленные? – продолжал Дженкинс.

– Нет, клянусь вам, там ничего не было.

– Записи еще остались?

– Нет.

– Не ври, сукин сын, – снова крикнул я. Эдлер поежился, но стоял на своем:

– У меня больше ничего нет. Я все передал тому мужчине.

– Как его зовут? Кто он? Как его можно найти?

– Я его больше никогда не видел. Он пришел ко мне только один раз и все. У меня нет ни его адреса, ни телефона. Я даже имени его не знаю.

– Давайте сначала, – продолжил Дженкинс, – что было в материалах Мери?

– В них рассказывалось про ритуал, про то, как младший Нортон убил девушку, что оставшихся четверых удалось спрятать агентам ФБР, к которым они обратились за помощью.

– Может быть, там были данные агентов ФБР?

– Нет, ничего такого.

– Что с девушками? – вмешался я. – Вспомни, что там было про девушек?

– Там не было ничего конкретного, кроме одной фотографии, клянусь!

Дженкинс устало выдохнул, а я сорвался и, схватив книгу, снова начал колотить Эдлера. Дженкинс не сразу стал меня оттаскивать, но, когда Эдлер завыл, как шакал, он схватил меня за руки и отвел в сторону.

– Хватит, Блейк, – крикнул он на меня.

– Пойдешь в суд, ублюдок. Будешь свидетелем, иначе я упрячу тебя в «Синг-синг» до второго пришествия, – рычал я через плечо Дженкинса.

– Нет, не пойду, – ответил Эдлер, и я понял, что проиграл эту партию. Эдлер не боялся закона, он боялся права сильного.

– Тогда ты сядешь, – это все, что я мог ему сказать.

Час спустя мы стояли с Дженкинсом у берега Гудзона. Мутная вода глотала наши отражения и солнечный свет. Тысячи звуков – от гудков такси до крика жирных городских чаек – сливались в поток глухого шума. В руке у Дженкинса дымилась чашка кофе. Он отхлебывал понемногу и смотрел, как чей-то маленький кораблик бьется о гранитный берег.

– Как он их находит? – спросил Дженкинс в перерыве между глотками. – Откуда у него могут быть их данные? Мы ведь их не можем найти?

– Ты помнишь, все их дома были перевернуты с ног на голову, – ответил я.

– И что?

– Он начал с Мери потому, что знал, где ее искать, и потому, что он больной сукин сын. Убил ее, перевернул все вверх дном, но ничего не взял. Так?

– Ну да, – подтвердил Дженкинс.

– А что если взял? Что если он нашел то, что могло привести к Дороти Картер? Если они были близки, у Мери могло что-то остаться.

– У Мери могли быть данные и других девушек.

– Возможно, – ответил я. – Но точно этого мы знать не можем.

– Я знаю, как мы можем их предупредить об опасности, – сказал Дженкинс уверенно. – Мы можем пустить сообщение в телеэфир. Опустив подробности, разумеется. Мы дадим в эфир их фотографии и их настоящие имена. Сообщим, что они в опасности и им нужно обратиться за помощью в ФБР.

– А что, если убийца еще не знает, кто они? – предположил я, пытаясь скрыть вскипавшее раздражение. Фраза о том, что потенциальным жертвам нужно было позвонить в бюро, значила, что само бюро не может их найти. Это была правда, но пока она хранилась где-то на периферии сознания, было не так неприятно.

– Все, что он сможет получить – их фотографии пятнадцатилетней давности, – ответил Дженкинс.

– Интересная идея, – соврал я, хотя и не совсем представлял, что из этого вообще может получиться. Я хотел еще немного поспорить с ним, заставить его поразмыслить над проблемой, но вид у Дженкинса был очень уставший. – Все, парень. Иди, отдыхай. Мы увидимся завтра. А я займусь телеэфиром.

Дженкинс устало выдохнул:

– В девять тридцать я заеду за тобой в офис.

Я смотрел, как блестящий «Таурус» Дженкинса растворялся в автомобильном потоке, и никак не мог взять в толк, какого лешего этот парень пошел в полицию. Он говорил, что хочет изучить дно жизни, но судя по всему там, наверху, дела обстояли не лучше. И с этим поделать было ничего нельзя. Все, чего я смог добиться в этот четверг, – запугать до полусмерти одного человека и выяснить, что боится он совсем не меня. Какая-то детская обида не давала нормально вздохнуть. В горле застрял комок, хотелось кричать на всю улицу, какие все вокруг негодяи и лицемеры. Но Дженкинс был прав, а я нет. Пора было действовать.

Четверг. 17:00.

В бюро было на удивление многолюдно, и все, кого я встречал по пути к офису Дэна Франклина, смотрели на меня с каким-то сочувствием, будто я был смертельно болен и жить мне осталось несколько дней. Разумеется, я осознавал глубокий символизм происходящего. Я пробрался в кабинет к Дэну и вздохнул с облегчением, закрыв за собой дверь. По привычке Дэн и не думал обращать на меня внимание. Он таращился в монитор, как оператор «Матрицы» в поисках «дамы в красном». Пальцы его вихрем носились по клавиатуре, увеличивая документооборот отдела. Наверное, это было что-то важное, промелькнуло у меня в голове, но времени на церемонии не было.