И в самом деле, он закрывает свой хитрый гроссбух после того, как осушил чернила зелёной промокательной бумагой толщиной с ковёр.
— Вы на приём? — спрашивает он приветливо.
У него лёгкий намёк на розовую губную помаду, изумительно натуральные накладные ресницы и манера сверкать золотыми зубами, которая могла бы составить реноме восконатирочной фабрике. Короче, старая классная голуба. Тип, который выходит прошвырнуться в компании мальчиков с неловкой походкой, но которые дают ему пощёчины по возвращении домой.
Через другую застеклённую дверь, ведущую к «Грымзам», я замечаю неясный силуэт некоей статной особы, которая лечится от целлюлита с помощью вибрационного аппарата. Она подрагивает в петле из широкого ремня, словно шавка на спине другой шавки.
— Нет, месье, — отвечаю я, — мне нужно кое-что уточнить.
Он высовывает кончик языка промеж своих изумительных зубов на восемнадцать карат.
— Весь к вашим услугам…
Я понижаю голос, чтобы не мешать мотору массажного аппарата.
— Вы, должно быть, в курсе о новых исчезновениях?
Язык втягивается. Рот закрывается.
— Но, месье…
Я вытаскиваю удостоверение.
— Вот, видите, мы можем говорить друг другу всё.
Он показывает жестом, что согласен.
— В таком случае… Да, в самом деле, я знаю о помощнике капитана и о супруге Его Превосходительства. Досадно! Пахнет скандалом…
— И горе тому, кто даст ход этому скандалу, не так ли? Он не считает моё замечание уместным и оставляет его без комментариев.
— В котором часу супруга министра ушла от вас вчера днём? — спрашиваю я холодно.
Он поднимает свои красивые брови, подведённые кисточкой.
— Но она не приходила!
Вы меня знаете! Я замечаю любое изменение голоса, любое напряжение на лице. И почему-то мне на какое-то мгновение показалось, что я привёл этого месье-даму в замешательство.
— Приходила! — настаиваю я. — Она приходила! Блефовать! Давить! Брать укрепления частной жизни и не думать о щепетильностях.
— Уверяю вас, что нет!
— А я вас, что да!
— Может быть, она появилась в тот момент, когда меня не было?
— Да, может быть…
— Я спрошу…
— Вот-вот, спросите!
Он выходит через «дам» [64] У него это инстинктивно. — Сан-А .
. Как только он отрулил, я хватаю его чёрный журнал, в котором он ведёт учёт клиентов. Переворачиваю страницу (задним ходом) и нахожу лист, заполненный накануне. Вижу с десяток имён, одно из которых зачёркнуто. Зачёркнутой оказалась мадам Газон-сюр-Лебид. Я жадно изучаю страницу. Затем переворачиваю и просматриваю сегодняшнюю. В зеркале, висящем на переборке, отражается моя сияющая улыбка.
И тут появляется шеф-массажист и качает головой.
— Барбара не знает, — говорит он.
Я предъявляю ему журнал в траурной обложке:
— А вот он знает!
Его напудренные щёки сразу же окрашиваются красным цветом.
— Не понимаю!
— Да тут и понимать нечего, — отвечаю я, указывая на страницу с именем дамы.
Он выглядит смущённым.
— Ка… как… вы смотрели мой журнал?
— По-свойски! — отвечаю я. — Видите, вот имя этой дамы!
Он наклоняется к листу и опять качает головой.
— Я вам должен сказать, комиссар: я не помню имени министра. Может быть, я его и не знал вообще. Вы можете назвать все имена министров, даже если вы и государственный служащий?
Аргумент весомый.
— Во всяком случае, — добавляет он, — она не приходила, видите, её имя зачёркнуто.
— Она сняла заказ?
— Возможно.
— Вы не в курсе?
— Аннулировал не я. Вчера днём меня здесь не было.
— Кто был вместо вас?
— Раймон, мой массажист!
— А что, если мы спросим у него?
— С удовольствием, сию минуту.
Он выходит через «месье» [65] Что у него также инстинктивно. — Сан-А .
.
На этот раз я иду следом за ним.
— Раймон! — кричит шефиня-массажистка.
— Да-а-а? — звучит тонкий голос.
Толстый молодой человек с одутловатой физиономией, у которого угадываются полные груди под белой майкой с короткими рукавами, выходит из бокса (где я успеваю заметить пару волосатых ног на массажном столе).
— Да-а-а? — вновь спрашивает он.
— Это вы, Раймон, аннулировали заказ мадам Газон-сюр-Лебид вчера днём?
Седовласый стоял ко мне спиной, но я ручаюсь, что он подмигнул пухлому.
— Да-а-а, это я, — отвечает массажист.
У него искренний голос служанки, которая говорит в трубку телефона, что месье вышел, тогда как месье приставил к уху вторую трубку.
— Она никак не объяснила? — домогается шефиня-массажист.
Читать дальше