Антти Туомайнен - Шахта

Меня его неожиданная реплика несколько смутила, но появилось чувство защищенности.

– В общем, да. Побыл там какое-то время, а когда возвращался, то, как мне показалось, увидел того же человека, которого видел следящим за мной и раньше. А потом еще один раз…

– Как думаешь, почему он следит за тобой?

– Можно догадаться. Если это один и тот же человек, то все объясняется связью с неким Кари Лехтиненом.

– Кто он?

– Один журналист. Оставил после себя много любопытных документов, в частности по Суомалахти. А что, ты его знал?

– Нет, – ответил он через секунду.

– Лехтинен умер.

Отец посмотрел на меня.

– Ты остановился на том, что пошел обратно и опять увидел за собой того же типа. Что дальше?

– Испугался. Один раз мне уже прилетело с ноги. Спасся в кабаке.

– Вот почему у тебя сегодня похмелье?

Посмотрел на него. Улыбка была быстрой, но теплой.

– Дальше?

– Встретил старую знакомую.

– А те, что за тобой шли, что с ними?

– Понятия не имею.

– Но ты уверен, что они следили за тобой?

– А что еще я мог подумать? Те же, что и раньше.

Взгляд отца заострился, подбородок опустился, плечи поднялись – ничего существенного, всего какие-то миллиметры, но было заметно.

– То есть ты знаешь, кто они? – спросил он. Еще вниз на пол-октавы и голос зарычит.

– Возможно, это те же, что и на Суомалахти. На шахте. Я ездил туда с редакционным заданием. Взял короткое интервью у начальника службы безопасности.

Отец не сразу отреагировал. В ресторане стало не так шумно.

– Я рад, что ты мне рассказал, – произнес он тихо. – Можешь всегда на меня рассчитывать, если нужно поделиться.

Может, причиной было похмелье, или ссора с Паулиной, или Маарит, или вчерашний испуг, или долгое отсутствие отца, сидевшего напротив, или все вместе взятое, но я спросил: «Позволишь себя сфотографировать?»

Впервые на его лице возникла тень смущения и неуверенности. Возникла и тут же растворилась в осторожной улыбке.

– Конечно.

Я достал из кармана телефон, включил камеру. На экране появился человек, отсутствовавший тридцать лет. Нажал на спуск. Два раза.

Мы посмотрели друг на друга. Что-то произошло. Что-то еще, кроме факта фотографирования.

Если отец вдруг стал таким важным для меня, у которого отца даже не было… Подумал об Элле. Вернулся к еде. Нагрузил на вилку рис, мясо, овощи и соус – хотя бы здесь все сбалансировано. Отправил в рот. К счастью, отец уже убрал со стола фотографию. Решил, что заберу Эллу из садика, как только перепишу статью начисто. Еще есть время.

Снежинки были похожи на древесные стружки и таяли приятно на ладони. Он шел по южной стороне залива Тёёлёнлахти. Спешки не было, но ему с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не побежать. Леэна закончит работать в пять, точнее, она, кажется, сказала, что уйдет в пять, а это уже другое. Они договорились встретиться в кафе на углу улицы Мусеокату. Леэна сказала, что там можно спокойно поговорить. Эмиль не сказал, что живет в Тёёлё, это вдруг показалось трудным.

Он не знал, что и подумать о только что услышанном от сына. Мальчик может быть в опасности.

Его инстинкты работали не как обычно. Он слишком приблизился к людям, которых всегда любил. Как говорят: «Иногда нужно отойти, чтобы увидеть». Он вспомнил густую лужайку парка Сибелиуса у себя под спиной, летний день много лет назад, молодые руки Леэны: она читает книгу, верхушки деревьев убегают ввысь.

Это было правдой.

Мы слепы в нашей любви.

Сначала лицо воспитательницы изобразило испуг, затем раздражение. Конечно, все было понятно: я был тем, кто сделал ошибку, а она просто сказала, как оно есть.

– Все в порядке, – сказал я, с трудом изображая подобие улыбки на лице. – Конечно, мы именно так и договорились. Паулина заберет Эллу. Да, точно.

Разумеется, мы ни о чем таком не договаривались. Я не дозвонился до Паулины, точнее, она не отвечала. Посылал сообщения – нулевой результат.

– Они ушли час назад.

Она выглядела утомленной. Тридцать пять лет, длинные русые волосы в хвосте, два шейных платка для тепла, зарплата чуть выше прожиточного минимума; ответственность за чужих детей; вечные родительские требования одно другого безумнее… Еще пара зим в ватных штанах, с нею случится выгорание и она поменяет профессию. Меня она запомнит как одного из сотен отцов, для которых важно все остальное, но только не собственный ребенок.

– Спасибо, – сказал я. – Много работы?