Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

– Ксавер Айрль… Хм, такое вполне возможно. – Лехнер задумчиво покивал. – Но для чего?

– Это как-то связано с теми словами. Et tu . Звучит как предостережение. Быть может, Доминик Файстенмантель нашел у себя такую же фигурку.

Секретарь наморщил лоб:

– Думаешь, Ксавер оставляет эти фигурки определенным людям, а потом убивает их? Но этот старый цирюльник, насколько мне известно, умер от лихорадки, а не от чьей-то руки.

– Ну, Ксавера долго не было в Обераммергау. Он мог и не знать, что Ландес уже мертв. Он оставил у него в доме фигурку и только потом узнал, что его нет в живых.

Куизль неспешно вынул трубку и поджег у жаровни. К потолку стали подниматься облачка дыма.

– Хм, даже не знаю. – Лехнер задумчиво почесал нос. – Но если это так, то и у Габлера должна…

Он замолчал на полуслове, когда на колени ему что-то упало с тихим стуком. Секретарь с недоумением поднял две части сломанной деревянной фигурки.

Это был фарисей – такой же, как и остальные, которые по-прежнему стояли на столе. Снизу у него были вырезаны слова Et tu .

– Откуда у тебя это? – спросил Лехнер с удивлением.

– Валялась недалеко от того места, где был убит Урбан Габлер. Нашел ее в грязи. Как я уже сказал, возможно, это предостережение, – Куизль развернулся и снова занялся своими инструментами. – Поищите у Доминика Файстенмантеля такую же фигурку. Дома или на кладбище, где его убили. Если таковая найдется, между всеми убийствами будет связь. Трое убитых, три фигурки… Быть может, тогда Ксавер сразу признается и мне не придется его пытать.

Лехнер улыбнулся и встал, аккуратно спрятав сломанную фигурку в карман плаща.

– Чертовски умно, палач, – произнес он с одобрением. – Я в тебе не ошибся. Если ты прав, то я в долгу не останусь. Сейчас же отправлю солдат на поиски таких же фигурок. Возможно, так мы выясним, следует ли ожидать новых жертв.

Тут улыбка его неожиданно померкла.

– Завтра утром мы продолжим допрос в полном соответствии с уставами и со всеми вытекающими последствиями. Этот парень на вид упрям; возможно, придется пустить ему кровь. – Секретарь решительно кивнул. – Поэтому нам нужен врач или цирюльник, как принято на подобных допросах. Мы ведь не хотим, чтобы Ксавер помер прежде, чем признается?

– То есть… – начал Куизль.

– Именно так. Твоему другу Симону Фронвизеру придется присутствовать при допросе. Других цирюльников здесь, по-моему, не имеется. – Лехнер уже шагал к выходу. – Парень и без того не в меру чувствителен, хороший врач, но впечатлительный. Пора бы ему усвоить, что порой приходится не только унимать страдания, но и причинять их.

Дверь с грохотом захлопнулась, и Куизль снова остался один, задумчиво покуривая трубку; жажда его все усиливалась.

Как он подозревал, Симон вряд ли придет в восторг от планов секретаря.

Магдалена уже в который раз проверила, крепко ли повязан платок. Очередь перед нею медленно продвигалась к сторожке у моста. Вокруг ржали лошади, бранились извозчики, внизу от пристаней отходил очередной плот. С реки поднимался легкий запах гнили. До кожевенного квартала было недалеко, а зловонные отходы выбрасывали прямо за поворотом, на идущие уклоном проулки, и с очередным дождем они попадали в реку.

Магдалена стояла у западной оконечности широкого моста, который связывал Шонгау с Пайтингом, Роттенбухом и Сойеном. От него на юг, к долине Аммера и Альпам, вел старинный торговый тракт. Когда-то по нему тянулись целые караваны с товаром, теперь же потоки их иссякали с каждым годом. Пыльной, бурой лентой дорога шла вдоль реки и терялась среди холмов. Лех в это время года вышел из берегов и затопил луга. Этот мост был единственной возможностью перебраться на другую сторону.

Магдалена тронула дрожащей рукой корсаж, под которым прятала письмо Якоба Шреефогля. Еще прошлым вечером патриций составил длинное письмо, предназначенное Иоганну Лехнеру. Шреефогль предостерег Магдалену, что это письмо ни в коем случае не должно попасть в чужие руки. Бургомистр Бюхнер не станет церемониться с предателем в собственных рядах. Пауль пока оставался у Марты Штехлин; для Барбары Магдалена написала короткую записку – ни на что другое времени не хватило. По ее расчетам, пройдет не больше двух дней, прежде чем выяснится, что Магдалены нет в городе и Бюхнер что-то заподозрит.

Два дня, чтобы предостеречь Лехнера и убедить его в том, что Барбара невиновна, а город в опасности.