Луиза Пенни - Долгий путь домой

– Это имя или фамилия? – осведомилась она, доливая кофе.

– Мы не знаем.

– Non, – сказала она и ушла.

– Питер не говорил, откуда он узнал про этого Нормана? – спросил Жан Ги.

Шартран покачал головой:

– Я его не спрашивал.

– Вам не вспоминается какой-нибудь Норман в жизни Питера? – спросил Гамаш у Клары. – Может быть, друг? Художник, которым он восхищался?

– Да я уже думала, – ответила она. – Мне это имя ничего не говорит.

– А при чем тут Ноу Ман? – поинтересовался Жан Ги.

– Вообще-то, ни при чем, – сказал Шартран. – Он организовал здесь колонию художников. Долго она не продержалась, и он уехал. Много чего происходит. Художникам нужно зарабатывать деньги, и они думают, что обучение или затворничество поможет свести концы с концами. Почти никогда не помогает. – Он улыбнулся Кларе. – Их лагерь был заброшен задолго до появления здесь Питера. И потом, Питер не был похож на уживчивого человека.

– «Скорее доедет, кто едет один» [74], – заметил Гамаш.

– Я всегда спрашиваю себя, так ли это, – сказала Мирна. – Может ведь получиться и быстрее, только удовольствия никакого. А когда доберемся до места, кто нас там встретит? Никто.

«Никто. Ноу Ман», – подумал Гамаш.

– Клара, ты что молчишь? – окликнула подругу Мирна.

Клара сидела, откинувшись на спинку стула, и смотрела в окно. Могло показаться, что она любуется видом. Но взгляд у нее был отсутствующий.

– Норман, – повторила она. – Был один Норман. – Она посмотрела на Мирну. Профессор в художественном колледже.

Мирна кивнула:

– Верно. О нем вспоминал профессор Мэсси.

– Именно он и устроил «Салон отверженных», – сказала Клара.

– Вы думаете, это один и тот же человек? – спросил Гамаш.

Клара нахмурилась:

– Трудно такое представить. Питер у него учился и ни в грош его не ставил. Зачем ему искать того самого Нормана, а?

– Пожалуй, ты права, – сказала Мирна. – Кажется, профессор Мэсси говорил, что Норман спятил?

– Да. Не могу поверить, чтобы Питеру захотелось его найти.

– Excuse-moi [75]. – Гамаш, внимательно слушавший их, встал и вместе с телефоном отошел в уголок потише.

Разговаривая, он смотрел в окно. На запад. Минуты через две он вернулся за столик.

– Кому вы звонили? – спросила Клара.

Но Жан Ги знал это еще до того, как шеф ответил на вопрос. Догадался по телесному языку Гамаша. По его позе, лицу, по тому, куда устремлялся его взгляд, когда он говорил.

На запад. На деревню в долине.

Бовуар знал, потому что и сам поворачивался в ту сторону, когда говорил с Анни.

Поворачивался к дому.

– Рейн-Мари, – ответил Гамаш. – Я попросил ее съездить в Торонто. Поговорить с вашим старым профессором, посмотреть архив, если возможно. Узнать что-нибудь о профессоре Нормане.

– Но мы могли бы позвонить отсюда, – заметила Мирна. – Так было бы быстрее и проще.

– Да, однако дело деликатное, и мы не имеем доступа к личным делам. Мне кажется, Рейн-Мари сможет добиться большего, чем телефонный звонок. Она умеет добывать информацию.

Гамаш улыбнулся, сказав это. Его жена не один десяток лет проработала в Национальном архиве Квебека. Собирала информацию. Но истина заключалась в том, что Рейн-Мари гораздо лучше охраняла информацию, чем раздавала ее.

При этом если кто и мог выудить закрытую информацию из учреждения, так только Рейн-Мари.

Гамаш снова посмотрел на запад, а потом поймал взгляд Бовуара.

Самолет набрал скорость и оторвался от взлетно-посадочной полосы Международного аэропорта имени Трюдо в Монреале.

Рейн-Мари заказала билет на рейс авиакомпании, которая совершала полеты в небольшой аэропорт «Билли Бишоп» в черте Торонто, а не в громадный международный аэропорт за городом. Так было гораздо удобнее.

Но лететь пришлось на винтовом самолете, и не все пассажиры чувствовали себя комфортно. Включая и женщину, сидевшую рядом с Рейн-Мари.

Она вцепилась в подлокотники, и на ее лице появилась гримаса, подобная маске смерти.

– Все будет хорошо, я обещаю, – сказала Рейн-Мари.

– Откуда ты можешь знать, бестолочь? – рявкнула в ответ женщина.

Рейн-Мари улыбнулась.

Значит, Рут не так уж испугалась, если не забыла ее обозвать.

Самолет взмыл в воздух. Если реактивный самолет взлетал как пуля, то маленький турбовинтовой – как чайка. Он летел, но был во власти воздушных потоков. Его подбрасывало, раскачивало, и Рут начала молиться вполголоса:

– О господи, черт, черт, черт, Исусе.