Луиза Пенни - Долгий путь домой

Если не считать аккуратного маленького домика.

Домика Ноу Мана.

На их глазах со стула медленно поднялся человек. Долговязый, нескладный, похожий на марионетку или пугало. Он остановился на фоне темного прямоугольника двери. Потом сделал шаг в их сторону. Еще один.

И остановился. Как парализованный.

Человек встал, когда увидел их на вершине холма. Он стоял и смотрел. Потом протянул руку и ухватился за побитый временем столбик, поддерживающий крышу крыльца. Человек крепко держался, цеплялся за него и за собственное здравомыслие. Он знал: того, что он видит, не может быть на самом деле.

Это мираж, шутка, фокус. Результат усталости и потрясения.

Он прислонился к столбику и уставился на двух человек.

Этого не может быть.

Гамаш и Бовуар уставились на человека на крыльце.

А потом пошли быстрым шагом, почти побежали.

Человек на крыльце, увидев их, отпрянул. Он оглянулся назад, на пещеру маленького дома.

Потом посмотрел на призраков, приближающихся к нему. Несущихся к нему по склону холма. Из Табакена.

– Питер? – окликнул его Жан Ги.

Питер Морроу замер, глядя на них.

– Боже мой, это вы, – сказал он.

Питер был растрепан, его непокорные волосы отросли и спутались. У человека, который обычно выглядел ухоженным, на лице темнела щетина, а под глазами лежали круги.

Он обнимал столбик, и казалось, что, стоит ему ослабить хватку, он упадет на землю. Когда Арман добежал до него, Питер отпустил столбик и вцепился в Гамаша.

– Вы пришли, – прошептал Питер, боясь моргнуть из опасения, что они исчезнут. – Арман, слава богу. Это вы.

Он сжал руку Гамаша, желая убедиться, что это не галлюцинация.

Арман Гамаш заглянул в голубые глаза с налитыми кровью белками. Увидел в них измождение, отчаяние. И может быть, в этот миг, крохотную искорку надежды.

Он взял Питера за плечи и посадил его на стул.

– Он в доме? – спросил Гамаш, и Питер кивнул в ответ.

– Оставайтесь здесь, – сказал Бовуар, хотя было ясно, что Питер Морроу не имеет ни малейшего намерения куда-то уходить.

Внутри однокомнатного домика Арман Гамаш и Жан Ги Бовуар увидели кровать.

На голове у тела лежала подушка. Из-под нее натекла кровь, ручеек, превративший белые простыни в ярко-красные.

Но криминалист сказал бы, что кровотечение прекратилось уже несколько часов назад. Когда перестало биться сердце. Несколько часов назад.

Гамаш пощупал пульс – пульса не было. Тело было холодное, как мрамор.

– Это вы положили подушку ему на голову? – громко проговорил Гамаш в дверь.

– Господи, нет, – раздался голос.

Гамаш и Бовуар переглянулись. Потом, взяв себя в руки, Арман Гамаш поднял подушку, а Жан Ги тем временем фиксировал происходящее.

И тут Гамаш вздохнул. Издал долгий, долгий протяжный вздох.

– Когда появился профессор Мэсси? – спросил Гамаш, глядя на кровать.

Рот мертвеца был слегка приоткрыт, словно за миг до смерти ему в голову пришла какая-то мысль.

Что он мог говорить? «Не делайте этого. Пожалуйста, пожалуйста, бога ради». Стал бы он умолять о пощаде? Стал бы он выкрикивать ответные упреки? Пустые угрозы?

Гамаш сомневался. Он редко видел жертву, так явно примиренную с собственным убийством. С тем, что ее гонят в Самарру, где она предстанет перед смертью.

Но возможно, подумал Гамаш, глядя в спокойные глаза мертвеца, что его свидание со смертью было предопределено.

Два человека, чьи жизненные пути пересеклись много лет назад, пришли к этому страшному мгновению в этом уединенном месте.

– Он появился дня два назад, наверное, – раздался голос через открытую дверь. Словно большой мир говорил с ними. – Я потерял счет времени.

– Когда произошло убийство? – спросил Бовуар. – Не два дня назад. Он умер совсем недавно.

– Вчера вечером. Или сегодня рано утром. Я нашел его таким сегодня, когда пришел.

Наступило молчание, и Гамаш подошел к двери. Питер, ошарашенный, сидел на стуле, руки и ноги не слушались его.

– Посмотрите на меня, – сказал Гамаш спокойным, убедительным голосом.

Он пытался вернуть Питера к реальности. Видел, что тот удаляется, уплывает прочь. Из домика, от берега, от страшной находки.

От окровавленной кровати и окаменевшего человека с разрезанным горлом. Похожего на какую-то гротескную скульптуру. Гамаш не мог решить, улучшает или ухудшает картину это выражение абсолютного покоя.

– Что случилось?

– Не знаю. Меня здесь не было. Профессор Норман отослал меня, попросил оставить их вдвоем и вернуться утром. Сегодня утром. Я вернулся и обнаружил… – Он показал рукой на дверь домика.