Мэри Лу Лонгворт - Убийство на улице Дюма

Анни Леонетти мысленно простонала: ох уж эти мужские разговоры! Где были женщины в Средние века?

Сидящий рядом с ней Бернар Родье слабо улыбался, раздосадованный вспышкой своего протеже и его постоянными и ненужными упоминаниями учителя.

– Не будем забывать, – сказала Марин, снова вставая, – что подъем английского и французского национализма не менее всех прочих причин создавал климат, неблагоприятный для существования таких всемогущих и централизованных монастырей, какой был в Клюни.

Клод Оссар покраснел. Тьери Маршив улыбнулся, взглянул на Гарриг Дрюон и увидел, что она пристально на него смотрит. Она слегка улыбнулась (или ему так показалось), приподняла брови и быстро отвернулась.

Радья Хабиб длинными щипцами взяла осколок разбитой вазы и поднесла к свету.

– Никогда ни одной такой не видела, – сказала она, щурясь.

– Простите?

Верлак не понял, что она имеет в виду. Она наверняка видела вазы Галле: они дюжину их миновали, спускаясь по лестнице в ее кабинет в цоколе Малого дворца.

– Извините. Великолепная подделка. Стрекоза – посмотрите – идеальная, правда?

Она подняла один из крупных осколков разбитой вазы, которые Полик привез из квартиры Жоржа Мута – неровный квадратик со стороной сантиметра три, чтобы Полик и Верлак могли лучше рассмотреть. Стрекоза с черным длинным телом находилась в полете, а ее прозрачные синие крылышки еще сильнее выделялись на оливковой зелени фона.

– Красиво, – согласился Верлак. – Но если стрекоза настолько идеальна, почему вы решили, что это подделка?

Он посмотрел на мадемуазель Хабиб – темноволосую красавицу с длинным орлиным носом и почти черными глазами, подчеркнутыми черной тушью. Верлак подумал, что перед ним – более темная и более худощавая версия Анни Леонетти, красавица Северной Африки, которая еще южнее по Средиземному морю, чем Корсика.

Эксперт положила осколок со стрекозой и взяла другой, поменьше, темно-коричневый, почти черный.

– Вот эта кромка, – сказала она. – Слишком кричащий цвет, Галле бы никогда такого не взял. Но куда важнее сам срез кромки. Вы его видите?

Она подняла осколок к свету.

– Выглядит идеально, – произнес Полик, всматриваясь.

– Вот именно. Кромка отрезана машиной. Вазы Галле обрезались вручную. – Она положила осколок и обернулась к Верлаку с Поликом. – Обидно. Стрекоза выполнена отлично. – Она взяла новый осколок и рассмотрела его в молчании. – Вот еще один признак. Посмотрите на цвет фона. Как по-вашему: он матовый или полуглянцевый?

Верлак обернулся к Полику, изображая панику.

– Полуглянцевый, – ответил Полик, улыбаясь. Они с Элен красили свой восстановленный деревенский дом в Пертюи комнату за комнатой, и он мечтал никогда в жизни больше не видеть банку с краской.

– Правильно. А должен быть матовый. Галле в этом понимал толк.

Хабиб посмотрела на Верлака и улыбнулась.

– Сколько стоила бы такая ваза? – спросил Верлак.

– Ваза, подобная этой, настоящая Галле, где-нибудь от пяти до восьми тысяч долларов.

– Долларов? Покупатели все американцы?

– Да, или японцы, но те любят не все вазы Галле. Им нужны цветы, да и то лишь фиалки, розы или маки.

– Восемь тысяч долларов, казалось бы, не стоят усилий, затраченных на подделку? – сказал Полик.

– Да, но это для вазы в подобном стиле. А если занимаешься подделкой всерьез, то стараешься охватить все стили, весь диапазон, от этого до ваз «суфле», за которыми гоняются. – Увидев его приподнятые брови, она пояснила: – Вазы «суфле» еще называются выдутыми вазами. Выпуск начался после Первой мировой и продолжался после смерти Галле. Изделие строится слоями цветного стекла, потом протравливается плавиковой кислотой. Узор защищают восковым резистом, и он получается чуть приподнят над фоном. У нас наверху есть два экземпляра, которые я вам могу показать. Мастерская Галле выпустила примерно пятьдесят опок для выдувных ваз, от больших до малых. Форма остается для каждой опоки одна и та же, естественно, но меняются цвета. Для редких и более дорогих ваз используются необыкновенные тона… и стоимость некоторых из них превышает сто тысяч долларов на аукционе.

Мадемуазель Хабиб, довольная своей лекцией, откинулась на спинку стула.

– Сто тысяч долларов? – повторил Полик.

– Да. Но есть люди, которые столько платят за машину или даже за часы, – ответила Радья Хабиб, глянув на Полика и тут же переведя взгляд на Верлака.