Мэри Лу Лонгворт - Убийство на улице Дюма

– Да, она. Пошли поедим чего-нибудь, с голоду умираю.

Аспиранты доели последние печенья «пти лу», когда мимо них прошел Клод Оссар со словами:

– Вот это да. Кто лучше может понять чревоугодие клюнийцев, чем вы двое?

Янн закатил глаза к потолку:

– Оссар, не дай себе засохнуть!

Они вернулись в аудиторию, где у микрофона стояла доктор Леонетти, широко улыбаясь.

– Как она свободно держится, – шепнул Тьери.

– Ага. Я нервничал страшно, а она даже не вздрогнет. Могла бы быть великим политиком.

– На Корсике! – засмеялся Тьери.

– Перед тем как открыть дискуссию, я бы хотела поблагодарить всех присутствующих и особенно – наших участников. Доктора Родье – за прекрасную лекцию о вкладе монастыря Святого Бернара в духовную работу монахов-тамплиеров. Доктора Кана из Тулузы – за исследование роли ордена Клюни в восстановлении Нормандской церкви, и нашим аспирантам, храбро представившим свои первые работы в присутствии хотя и доброжелательных, но очень знающих коллег. – Аудиторию заполнили аплодисменты, и Янн ткнул Тьери локтем в бок. – А сейчас я хотела бы объявить минуту молчания в память профессора Жоржа Мута, нашего любимого дуайена, и его секретаря, мадемуазель Захари.

Аудитория смолкла, но лишь немногие участники конференции вспомнили погибших. Тьери думал только о том, как бы у него в животе не заурчало, Янн снова, слово за словом перебирал все, что сказал судье и комиссару, и тревожился, как бы их с Тьери не выгнали из университета. Анни Леонетти заставляла себя думать о дуайене и его секретаре, поскольку стояла на подиуме, будто аудитория могла прочесть ее мысли. Клод Оссар все еще возмущался излишествами клюнийцев и презрением Янна Фалькерьо. Бернар Родье мысленно составлял список покупок у Пикара, но, устыдившись этого, прочел про себя «Аве Мария», а Гарриг Дрюон размышляла о щедром предложении, только что поступившем ей.

Начались вопросы. Ветеран, доктор Флоранс Бонне, спросила доктора Кана, до какой степени, по его мнению, орден Клюни был вдохновлен святым Дунстаном Английским. Между докторами Бонне и Каном завязался разговор, а Тьери, как ни старался, не смог удержать глаза открытыми. Он на несколько минут задремал и проснулся от громких голосов и толчка Янна под ребра.

– Что случилось? – спросил он.

– Самое интересное пропустишь, – ответил Янн. – Идет битва. Пьяные дебоширы клюнийцы против чистюль цистерианцев.

– Сорок ферм требовалось только для того, чтобы прокормить монахов в Клюни! – говорил Клод Оссар срывающимся голосом. – Монахи в черных рясах ели жареных цыплят и пили тонкие вина, – он бросил взгляд на Янна, – в то время как монахи других орденов ели кашу и пили отвар!

Янн посмотрел на Клода, улыбнулся и пожал плечами.

При мысли о жареных цыплятах у Тьери потекла слюна, но он быстро вспомнил, что прочел вчера вечером, и вмешался в разговор:

– Но крепостные, переданные монастырю Клюни, считались счастливчиками… – Он замолчал, жалея, что дал себе заснуть. Сейчас ему мешала говорить непрошедшая сонная одурь.

– Продолжайте, Тьери! – сказала Анни Леонетти, указывая на него.

– Этим крепостным, попавшим под протекцию Клюни, меньше грозила дальнейшая передача или даже просто продажа. Как продают рабов.

– Совершенно верно, Тьери, – улыбнулась Леонетти. – Спасибо.

– Богатство ордена клюнийцев было беспрецедентным, как хорошо показал доктор Родье, и его следует осудить! – Клод перешел на крик. – Такое богатство, что даже женские монастыри не могли существовать, потому что их считали «нерентабельными». – Клод двумя пальцами показал в воздухе кавычки. – Ручным трудом монахи Клюни не занимались совсем, – продолжил он, не переводя дыхания, – а их священники, люди богатые, умирая, завещали свои состояния ордену. Мафия!

Марин Бонне подняла руку и встала с сиденья в задних рядах.

– Постановлением Хохенальтхеймского собора девятьсот шестнадцатого года завещания священнослужителей подлежали выполнению, их имущество могло переходить родственникам или любым лицам по их желанию. Автоматически церкви оно не передавалось.

– Под правлением аббата Петра Достопочтенного в Клюни соблюдалась очень строгая дисциплина, как указал доктор Родье, – продолжил Клод. – Но после смерти Петра… – Он запнулся, потом улыбнулся и продолжил: – В тысяча сто пятьдесят шестом орден начал разваливаться, освобождая место для менее испорченного, более дисциплинированного монашеского ордена – почтенных людей в белом, цистерианцев.