Джон Харвуд - Мой загадочный двойник

Бедная Люсия! Не подлежит ни малейшему сомнению: ее матерью была Кларисса, а не Розина. Матушка оставила мне письма, поскольку — из-за истории с несчастной Розиной — не хотела, чтобы я вышла замуж за одного из Мордаунтов, вот и все. Розина умерла через три дня после моего рождения, именно это и надорвало сердце матушке, как сказала тетя Вайда… вернее, сказала бы, если бы могла.

Но как умерла Розина? Уж не наложила ли на себя руки? Постараюсь не думать об этом. Я должна думать о Люсии и том, как мне поступить.

Можно сжечь письма и сказать ей, что мистер Ловелл так и не отдал мне пакет.

А завещания? А брачное свидетельство Розины? Их тоже сжечь?

Складывается впечатление, будто матушка считала, что мы имеем какие-то права на поместье Мордаунтов. Среди всего прочего в пакете находится копия завещания, составленного Феликсом в Белхавене «в преддверии брака с моей возлюбленной невестой Розиной Мэй Вентворт», согласно которому все поместье переходит к ней. А также копия завещания, составленного Розиной в Неттлфорде двенадцатого декабря 1860 года, согласно которому все ее имущество переходит «к моей любимой кузине Эмилии Феррарс, в полном соответствии с запечатанными распоряжениями, кои ей надлежит вскрыть в случае моей смерти», — однако никаких распоряжений в пакете нет.

Если Феликс Мордаунт все еще жив… Но нет, поместье унаследовал Эдмунд Мордаунт. Видимо, Феликс снова изменил завещание перед смертью.

Если только он не сошел с ума, как его брат Хорас, и не заточен сейчас в психиатрической клинике Треганнон.

Следует ли рассказать все Люсии? Она непременно заподозрит… то, о чем мне даже думать не хочется… и тогда я точно ее потеряю.

Но если наше счастье будет построено на лжи… да и лгать я совсем не умею. Люсия почувствует, что я что-то скрываю от нее, и будет пытать меня, пока я не признаюсь, и тогда все будет хуже, чем если бы я сразу рассказала правду.

Нет, если я пойду на обман, а она разоблачит меня, между нами ляжет тень отчуждения, и я все равно потеряю Люсию.

Но вдруг я ошибаюсь? Вдруг Кларисса не имеет к ней никакого отношения? Однако, прочитав письма, Люсия неминуемо придет к такому же выводу, что и я. Знаю, я хватаюсь за соломинку, но если есть хотя бы один шанс из тысячи…

До возвращения в Лондон мне надо постараться выяснить, что сталось с Клариссой и Феликсом. Можно, конечно, обратиться за помощью к Генри Ловеллу… хотя нет, я лишила себя такой возможности, когда солгала поверенному, что помолвлена с человеком, которого даже в глаза не видела.

Уж если кто и знает все, так это Эдмунд Мордаунт. До Лискерда всего двадцать миль пути — не более получаса на поезде. А если клиника Треганнон расположена поблизости от города, я наведаюсь туда с утра пораньше и успею вернуться в Лондон к вечеру.

Но даже если Эдмунд Мордаунт окажется дома и согласится принять меня, я не смогу объяснить свой интерес к судьбе Клариссы и Феликса, не выдав тайну Люсии. И я забываю про завещания. Если он знает о завещании Розины (предположим, в свое время права на поместье все-таки заявлялись), то вряд ли обрадуется появлению некой мисс Феррарс. И вряд ли согласится хранить нашу тайну. Думаю, мне следует назваться Люсией Эрден… но нет, без разрешения Люсии никак нельзя.

Л. Э. Ее инициалы на чемодане. Лаура? Лили? Люси Эштон. Имя само собой пришло в голову.

Ну конечно! Я скажу, что хочу получить консультацию у доктора — как там его зовут? — Стрейкера. И расскажу ему все, что необходимо, обязав хранить тайну. Он давно знает семью Мордаунт; если я отдамся на его милость, возможно, мне удастся склонить его к откровенности. И даже если он откажется помочь, хуже-то от этого не станет.

Завтра я возьму с собой все свои вещи, чтобы сразу после визита к доктору Стрейкеру отправиться на станцию и сесть на лондонский поезд.

Стоя на коленях в пыли, одной рукой я прижала бювар к груди, а другой машинально потянулась к шее за цепочкой — ни цепочки, ни ключа я, само собой, не нашла. Оба замочка были заперты. Я подергала крышку, пытаясь оторвать ее по шву, но потом меня осенило, что вероятность моего освобождения возрастет, если сохранить бювар в целости. Поэтому я провела целую вечность, ковыряясь в замочках согнутой шпилькой. Руки у меня так дрожали, что несколько раз я сильно укололась, и ко времени, когда оба замочка открылись, голубой кожаный портфельчик был измазан кровью.