Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

– Не помню, откуда я вычитал эту фразу, – проворчал Симон. – Но обещаю это выяснить. И если мне…

Он замолчал, потому что из соседней комнатки ему послышался шум. Словно что-то скользнуло вдоль стены и по лестнице зашаркали и стали удаляться торопливые шаги. Или ему показалось? Гулкие подземные своды кого угодно могли ввести в заблуждение. А может, шум доносился сверху, из церкви?

Палач, похоже, ничего не заметил. Он тем временем принялся простукивать стены, но больше проходов не обнаружил.

– Если жирный священник и вправду из-за этого помер, – пробормотал он, – то здесь должно быть что-нибудь еще, кроме каменного гроба. Или… – он снова повернулся к саркофагу. – Тайна скрыта внутри гроба.

Он подошел к каменному изголовью и попытался сдвинуть крышку. Лицо его при этом стало пунцовым.

– Куизль! Вы же не станете… – воскликнул Симон. – Вы нарушите покой усопшего!

– Тоже мне! – пропыхтел Куизль, не прекращая толкать плиту. – Усопшему до нас дела нет. И пролежал он здесь столько, что ни один живой его потревожить уже не сможет.

Послышался скрежет, и плита сдвинулась немного вперед. Симон завороженно наблюдал, как палач в одиночку сдвигал плиту, которую установили сюда много лет назад, для чего потребовалось, вероятно, не меньше дюжины людей.

И у них, конечно же, были при этом инструменты и веревки…

Симон в который раз уже подивился невероятной силе палача. Снова раздался скрежет, и плита сдвинулась еще немного. Показалось отверстие шириной в ладонь.

– Хватит глазеть! – сипло выругался Куизль. – Давай помогай!

Симон тоже уперся в плиту, хотя сильно сомневался, что от него был хоть какой-нибудь толк. Через несколько минут им удалось сдвинуть плиту примерно на полметра. В нос ударил гнилостный запах. Куизль остановился перевести дух, а затем посветил внутрь гроба. Из отверстия на них скалился череп; среди ржавых доспехов лежали, покрытые слоем пыли, белые кости. Палач схватил одну из них и поднес к свету. Из своих немногочисленных занятий по анатомии в университете Ингольштадта Симон помнил, что это плечевая кость. Но какая!

– Помилуй мою душу! – прошептал Куизль. – Такой здоровенной кости я в жизни еще не видел. Этот человек при жизни был настоящим гигантом…

Симон представил себе меч, изображенный на плите, в ручищах такого вот рыцаря, и невольно сглотнул.

– Меч, – прошептал он палачу. В его голове засияла мысль о том, что они обнаружили могилу легендарного воина. Тут же вспомнились баллады о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, которые в университете Ингольштадта лекарь читал с большим удовольствием, нежели сотню раз повторенные россказни о четырех жидкостях человеческого тела. – Посмотрите, есть ли в гробнице меч!

Куизль кивнул и стал дальше рыться в гробу. Он вынимал части доспехов, ржавые лоскуты кольчуги, бурые иссохшие лохмотья, а в конце достал еще и бедренную кость, огромную, как дубина.

Не было только меча.

Палач хотел уже бросить это дело, как вдруг нащупал что-то гладкое и холодное. Это оказалась тонкая мраморная табличка величиной с книгу. Куизль осторожно ее достал, и вместе с лекарем они уставились на высеченную надпись. Она, как и изречение на глыбе, была написана на латыни, каждая буква покрыта сусальным золотом. Симон перевел вслух:

И дам двум свидетелям Моим, и будут они пророчествовать. И когда кончат они свидетельство свое, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их [3].

– Что за бредятина, – ругнулся палач. – Кто только выдумал это…

– Вынужден признать, что и здесь я бессилен. – Симон повертел мраморную табличку в руках. – Но, видимо, есть в ней что-то важное. Иначе бы ее в гроб не положили. Табличка есть, а меча нет…

Он резко замолчал – из соседней комнатки послышались шаги. Кто-то спускался по лестнице. Симона вдруг охватил страх, он схватил с пола плечевую кость и поднял перед собой, как дубинку. Палач рядом с ним перехватил поудобнее серебряный подсвечник. Оба стали ждать, пока приближались шаги. Наконец в проходе показалось лицо. Исключительно милое личико.

Это была Магдалена, а сразу за ней показалась незнакомая рыжеволосая женщина с бледным лицом. Обе держали в руках по свечке и смотрели – больше с удивлением, нежели с испугом – на мужчин перед собой.

– Симон, ради всего святого, что ты здесь делаешь? – спросила Магдалена. – И на что, господи помилуй, тебе эта кость?

Фронвизер-младший смущенно положил кость обратно в гроб.