– Боже мой, – прошептала Рут на ухо Габри. – Вот сейчас начнется.
Питер ухватился за подлокотники своего кресла. Все его существо хотело вскочить и закричать на Йоланду. Но он знал, что Клара должна сделать это сама, должна суметь постоять за себя. Он ждал ответа Клары. Все присутствующие ждали.
Клара глубоко вздохнула и промолчала.
– Я устрою похороны тетушки, – продолжала напирать Йоланда. – Вероятно, отпевание состоится в католической церкви в Сен-Реми. Это церковь Святого Андрея.
Йоланда протянула руку к мужу в поисках поддержки, но у того обе руки были заняты огромным сэндвичем, из которого его зубы выдавливали мясо с майонезом. Ее сын Бернар зевнул, продемонстрировав всем рот, наполненный полупрожеванным сэндвичем, и струйку майонеза, стекающую по нёбу.
– Я, вероятно, дам объявление в газету, так что вы наверняка узнаете. Но может быть, вы придумаете какую-нибудь надпись для надгробия. Только ничего эксцентричного. Моя тетушка этого не любила. В любом случае подумайте и дайте мне знать.
– Еще раз – мои соболезнования.
Направляясь поговорить с Йоландой, Клара знала, что это случится. Она знала, что Йоланда по какой-то непонятной причине всегда одерживает над ней верх. Это была одна из маленьких загадок ее жизни: женщина, к которой она не питала ни малейшего уважения, всегда клала ее на лопатки. Клара думала, что сегодня готова дать ей отпор. Она даже лелеяла надежду, что на сей раз все будет иначе. Но конечно, ничего такого не случилось.
На многие годы Клара запомнит, каково ей было стоять там. Снова чувствовать себя маленькой уродливой девочкой на школьном дворе. Нелюбимой и непривлекательной. Плоскостопной, неуклюжей, медлительной, вызывающей насмешку. Девочкой, которая смеялась там, где не полагалось смеяться, и верила всяким небылицам. Девочкой, которой отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь, кто угодно, ее полюбил. Дура, дура, дура. Вежливое внимание и рука, сжатая в кулак под партой. Она хотела убежать к Джейн, которая умела утешать. Та обняла бы ее полными добрыми руками и произнесла волшебные слова: «Ну-ну, ну-ну».
Рут Зардо тоже запомнит это мгновение и переложит его на стихи. Они будут опубликованы в ее следующем сборнике под названием «У меня все ОТЛИЧНО»:
Ты была мотыльком,
что коснулся моей щеки
в темноте.
Я убила тебя,
не зная, что ты
всего лишь мотылек
и у тебя нет жала.
Но больше всего Клара запомнит ядовитый смех Андре, звеневший у нее в ушах, когда она молча направлялась назад к своему такому далекому столику. Смех, который издает жестокий ребенок, видя страдания живого существа. Это был знакомый звук.
– Кто звонил? – спросил Бовуар, когда Гамаш вернулся на свое место.
Бовуар не догадывался, что отсутствие босса объяснялось отнюдь не зовом природы.
– Доктор Харрис. Я не знал, что она живет здесь неподалеку. В деревне Клегхорн-Холт. Она сказала, что привезет отчет по пути домой. Часов в пять.
– Я послал людей оборудовать оперативный штаб, а других – в лес, на поиски. Мне кажется, что стрела может быть в трех местах: либо она застряла в земле среди зарослей, либо ее подобрал убийца и, скорее всего, уничтожил, либо – в лучшем случае – она среди стрел, что Лакост нашла в клубе.
– Согласен.
Помимо того, Бовуар отправил людей поговорить с Гасом Хеннесси и Клодом Лапьером о происшествии с птичьим пометом. Филиппа Крофта он собирался допросить сам. Потом он присоединился к Гамашу на улице, и они пошли рядом по деревенскому лугу, каждый под своим зонтом.
– Жуткая погода, – сказал Бовуар и, подняв воротник куртки, передернул плечами.
– Обещают дожди и понижение температуры, – машинально подхватил Гамаш и неожиданно понял, что жители деревни уже обосновались в его голове. Или, по крайней мере, их нескончаемые разговоры о погоде. – Что ты думаешь об агенте Николь, Жан Ги?
– Не могу понять, как она попала в полицию с такими установками. Я уже не говорю о ее повышении – переводе в наш отдел. Она не умеет работать в команде, не умеет общаться, не умеет слушать. Удивительно. Лишний раз приходят на ум ваши слова, которые вы столько лет повторяете: повышают вовсе не тех людей.
– А научиться она сможет, как по-твоему? Она ведь совсем молоденькая, да? Лет двадцать пять?
– Ну, это не такая уж молодость. Лакост ненамного старше. Я убежден, что это вопрос не возраста, а личности. Если она не приложит усилия, то и в пятьдесят лет будет такой, а то и хуже. Может ли она учиться? Несомненно. Но главный вопрос, сможет ли она разучиться. Сумеет ли она избавиться от своих привычек?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу