Луиза Пенни - Убийственно тихая жизнь

«Забудь об этом, – говорил ей внутренний голос. – Это не твое дело. Пусть полиция строит гипотезы. Бога ради, помалкивай». Это был такой соблазнительный голос, обещавший мир и спокойствие, продолжение ее прекрасной жизни в Трех Соснах. Не послушайся она этого голоса – и ее нынешняя жизнь будет уничтожена.

«Что, если ты ошибаешься? – нашептывал ей голос. – Ведь это может нанести ущерб многим людям».

Но Клара знала, что не ошибается. Она боялась потерять эту жизнь, которую так любила, этого человека, которого любила.

«Он впадет в бешенство. Будет все отрицать, – громко кричал запаниковавший теперь голос в ее голове. – Он собьет тебя с толку. Заставит тебя стыдиться того, что тебе в голову пришла такая мысль. Лучше ничего не говорить. Ты можешь потерять все, а не приобретешь ничего. И никому нет нужды знать. Никто никогда не узнает, что ты ничего не сказала».

Но Клара знала: этот голос лжет. Он ей всегда лгал. Клара это знала, и это знание так или иначе уничтожит ее жизнь.

Гамаш лежал в кровати и разглядывал «Ярмарочный день». В его голове крутились разговоры и обрывки разговоров, а он рассматривал стилизованные фигуры людей, животных и вспоминал, кто что говорил в то или иное время на протяжении последних двух недель.

Иветт Николь была права. Наиболее вероятным подозреваемым является Питер Морроу, но против него не было улик. Гамаш знал, что наилучшая возможность поймать Питера за руку – это установить факт его манипуляций с картиной и завтрашняя экспертиза. «Ярмарочный день» был для них дымящимся пистолетом в руке преступника. Но по мере, того как он разглядывал лица на картине, у него родилась еще одна мысль, такая неожиданная, что он и допустить ее не мог. Он сел на кровати. На убийцу Джейн Нил указывает вовсе не то, что есть на этой картине. Наоборот, на него указывает то, чего на картине нет. Гамаш вскочил с кровати и быстро оделся.

Клара сквозь дождь почти ничего не видела, но хуже всего был ветер. «Кайл» превратил осенние листья, такие прекрасные на деревьях, в маленькие ракеты. Они метались вокруг нее, залепляли лицо. Она защищала рукой глаза, наклонялась против ветра, спотыкалась на неровной земле. По ее плащу хлестали листья и ветки, пытаясь добраться до ее кожи. Если это не удавалось листьям, то вода была куда как успешнее. Она просачивалась в рукава, забиралась под воротник, забивалась в нос, била по глазам, стоило ей открыть веки. Но она уже почти добралась.

– Я уже начал беспокоиться. Думал, ты придешь раньше, – сказал он, шагнув ей навстречу, чтобы обнять.

Клара отступила – и обнять не получилось. Он посмотрел на нее удивленно и обиженно. Потом взглянул на ее сапоги – с них на пол стекали вода и грязь. Клара проследила за направлением его взгляда и машинально сняла сапоги, почти улыбаясь естественности этого действия. Наверное, она ошибается. Наверное, она может снять сапоги, сесть и ничего не говорить. Нет, слишком поздно. Ее губы уже начали двигаться.

– Я думала. – Она замолчала, не зная, что сказать или как сказать это.

– Я знаю. У тебя это на лице написано. И когда ты поняла?

«Значит, – подумала Клара, – он и не собирается ничего отрицать». Она не знала, как к этому относиться – с облегчением или с ужасом.

– Во время приема, но тогда я еще не поняла до конца. Мне нужно было время подумать, сообразить.

– Ты поэтому сказала «она», когда говорила о фальсификаторе?

– Да. Я хотела выиграть немного времени, может, даже сбить полицию со следа.

– Со следа ты сбила меня. Я решил, что это без задней мысли. Но потом, в гостинице, я видел, как ты думаешь. Я слишком хорошо тебя знаю. И что мы теперь будем делать?

– Мне нужно убедиться, что это и в самом деле твоя работа. Я думала, что обязана тебе этим, потому что люблю тебя.

Клара словно онемела, у нее было такое чувство, будто ее душа отделилась от тела.

– И я тебя люблю, – произнес он голосом, который вдруг показался ей угрожающим. Всегда ли так оно было? – И ты мне нужна. Сообщать об этом полиции не обязательно. Никаких улик у них нет. Даже завтрашняя экспертиза ничего не даст. Я был осторожен. Если я что-то решаю, то делаю это наилучшим образом. Но ты и сама это знаешь.

Она это знала. И подозревала, что он прав. Полиции вряд ли удастся его обвинить.

– Почему? – спросила она. – Почему ты убил Джейн? И почему ты убил свою мать?

– А ты бы этого не сделала?

Бен улыбнулся и двинулся к ней.

Гамаш разбудил Бовуара, и теперь они вдвоем молотили в дверь дома Морроу.