Оливер Пётч - Дочь палача

Для Клары темнота не имела никакого значения. Она лежала в забытьи, а когда просыпалась и просила воды, София сжимала ей руку и гладила Клару до тех пор, пока та снова не засыпала. Иногда София пела ей песенки, которые выучила на улице. Иногда она вспоминала колыбельные, которые ей пели родители, когда были живы. Но то были лишь обрывки, частички прошлого, связанные с образом доброго лица или улыбки.

У Софии намокли глаза. Кларе хотя бы хорошо было… Она попала в семью, где ее любили. Но с другой стороны, какой сейчас от этого толк? Клара умирала в какой-то норе, так близко, но при этом и так далеко от любимого дома…

Со временем глаза привыкли к темноте. Не то чтобы София стала видеть, но она смогла теперь отличать тьму от полумрака. Девочка больше не билась головой, когда проползала по проходам, и различала ответвления справа и слева. Три дня назад без свечи она свернула не в тот лаз и через несколько шагов налетела на стену. Ее тут же охватил ужас, что она не сможет больше вернуться. Сердце бешено забилось, она начала метаться по кругу и шарить руками в пустоте. Но потом послышался плач Клары, София пошла на звук и выбралась.

После этого события она распустила край своего платья и проложила нить от их ниши до колодца. И теперь, когда ходила к выходу, всегда чувствовала под босыми ступнями шершавую нитку.

Так проходили их дни и ночи. София кормила Клару, пела ей и сидела, уставившись в темноту и погрузившись в раздумья. Время от времени она проползала к свету, чтобы при этом глотнуть свежего воздуха. Поначалу возникла мысль подтащить к колодцу и Клару, чтобы та побыла на свету и подышала. Но, несмотря на свою пугающую худобу, девочка оказалась слишком тяжелой. К тому же она то и дело начинала плакать и могла привлечь внимание людей наверху. Вчера Клара чуть не выдала их своим громким криком. Поэтому пусть лучше остается в пещере, глубоко под землей.

София не раз уже задавалась вопросом, для чего служили эти проходы, которые они вместе обнаружили во время игр. Укрытие? Место для собраний? Или же их вообще построили вовсе не люди, а гномы или карлики? Иногда ей слышался шепот, словно маленько злобное создание насмехалось над ними. Но оказывалось, что это лишь ветер свистел где-то в трещинах.

Вот и теперь раздался шум. Но это был не шепот, а камни, посыпавшиеся в глубину. Камни с края колодца…

У Софии перехватило дыхание – теперь послышались тихие голоса. Они доносились не сверху, как прежде, а совсем близко – со дна колодца.

София инстинктивно потянула к себе шерстяную нить, пока второй ее конец не оказался в руках. Быть может, теперь они их не отыщут. Она подтянула колени к груди, сжала руку Клары и стала ждать.

Когда сумерки сгустились, палач поднялся со своего ложа изо мха и через ветки посмотрел на двух стражников.

– Их придется связать, иначе слишком опасно, – прошептал он. – Луна светит ярко, а колодец прямо посреди площадки и просматривается со всех сторон. Как голый зад в поле.

– Но… как вы с ними сладите? – выдавил Симон. – Их же двое.

Куизль усмехнулся.

– Как и нас.

Симон вздохнул:

– Куизль, не рассчитывайте на меня в этом деле. В прошлый раз я оказался никудышным помощником. Я лекарь, а не разбойник; не исключено, что я и теперь все испорчу.

– Возможно, ты и прав, – проговорил Куизль, продолжая наблюдать за стражниками. Они развели небольшой костер возле часовни и стали передавать друг другу бутылку с вином. Наконец палач повернулся к Симону. – Ладно, сиди тут и не высовывайся. Я скоро вернусь.

Он скрылся в зарослях и пополз по склону в сторону площадки.

– Куизль! – прошептал Симон ему вслед. – Вы же не покалечите их?

Палач еще раз посмотрел на него, коварно улыбнулся и вынул из-под плаща маленькую гладкую дубинку.

– Немножко поболит голова. Но она и без того заболит, если они не прекратят пить. Так что разницы никакой.

Он пополз дальше и добрался до груды досок, за которой Симон прятался в прошлый раз. Там подобрал камень величиной с кулак и бросил им в стену часовни. Раздался грохот.

Симон увидел, что стражники оставили питье и стали шептаться. Потом один из них встал, вынул меч и пошел вокруг часовни. Прошел двадцать шагов, и напарник его уже не видел.

Палач обрушился на него, словно черная тень. Симон услышал глухой удар и тихий стон, потом снова повисла тишина.