Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак

– Останки Элизабет давно истлели на каком-нибудь кладбище в Аугсбурге; ее плоть, алые губы, мягкая грудь, которой ты так восхищался, – все это превратилось в прах! Только душа жива по сей день, но и ее ты вернуть не в силах, это во власти одного только Господа!

– Нет! Этого… не может быть! Она… должна ко мне вернуться, должна!

Виргилиус топнул ногой, как ребенок. При этом он изо всех сил встряхнул Пауля, и тот снова заревел. Палач ринулся было в их сторону, но монах опять отскочил к парапету и вытянул мальчика над пропастью.

– Прочь! Все прочь! – завизжал он. – Будем ждать, пока с небес не ударит молния и не вернет мне мою любимую!

Часовщик высунул голову под дождь и раскрыл рот, словно пытался напиться каплями. Он закрыл глаза, и вода заструилась по его лицу.

– Элизабет была любовью всей его жизни, – попытался объяснить настоятель, с грустью глядя на сумасшедшего брата. – В то время его еще звали Маркусом. Он был умным, начитанным и очень ранимым. Смерть Элизабет стала для него сильным ударом. Родители, да и я сам, думали, что все пройдет, но становилось только хуже. В конце концов брат мой перестал вставать с постели, почти не пил и ничего не ел. Врач посоветовал куда-нибудь отослать его, где он мог бы забыться. – Он вздохнул. – Поэтому наш состоятельный отец дал ему денег, и брат отправился в путешествие. И со временем ему действительно стало лучше. До нас доходили обнадеживающие вести из Африки и Вест-Индии, они дышали надеждой. Но нам следовало предположить, что безумие в нем так и не угасло…

Виргилиус между тем затянул тихую песенку. Это была мелодия его автомата, и ей вторым, расстроенным инструментом аккомпанировал детский плач. Куизль раздумывал, как ему одолеть монаха, но Пауль по-прежнему висел над пропастью.

– Когда Маркус приехал в Андекс и постригся в монахи, я думал, что он исцелился, – продолжил настоятель, покачав головой. – Но потом он смастерил это… этого монстра! – Брат Маурус с отвращением показал на улыбчивую куклу. – Он одевал ее, как Элизабет, даже прозвищем тем же называл! Должно быть, это проклятая книга о големах довела его сумасшествие до предела. С тех пор даже я не мог до него докричаться. Он перестал отвечать на мои письма, а когда я вернулся из Зальцбурга и занял место настоятеля, то только тогда понял, как далеко все зашло. Но было уже поздно. Он не думал ни о чем, кроме облаток.

– И когда их не получил, то просто похитил самого себя, чтобы надавить на вас, – резко перебил его палач. – Признайтесь, вы знали, что он стоял за этим.

– Я… предполагал. Я разыскал в библиотеке эту книгу о големах и начал понимать понемногу, что задумал Виргилиус. – Настоятель сочувственно покачал головой. – Я знал, что уже не смогу остановить брата. Но и стражников натравливать на него тоже не желал. Он все-таки мой брат! Они бы его запытали и сожгли!

– И вместо него придется сгореть моему другу Непомуку, – проворчал Куизль.

Брат Маурус развел руками.

– Это как ручей; он становится все больше и больше и превращается в разрушительный поток. Я сам чуть с ума не сошел. Когда вы поймали меня в доме Виргилиуса, я готов был во всем сознаться. Но потом я подумал, что, может быть, вам удастся остановить моего брата. Что я узнаю, где он скрывается.

Виргилиус продолжал напевать себе под нос. Куизль осторожно на него покосился, но Пауль по-прежнему с ревом висел за парапетом.

– Это не Виргилиус, а вы откопали мертвого монаха на кладбище, сожгли его и сбросили в колодец! – грозно проговорил палач. – Вы испугались, что мы разоблачим вашего брата. Признайтесь!

– Это правда, – улыбнулся настоятель. – Я вдруг испугался, как бы вы не выдали моего брата земельному судье. Вот и спалил старого, умершего от оспы брата Квирина и подложил к нему одну из тростей Виргилиуса. Я даже палец Квирину отрезал, чтобы он выглядел в точности как мертвый Виргилиус! Труп ведь не станет жаловаться, верно?.. – Брат Маурус подмигнул палачу. – Скажите, как вы догадались?

– Именно вы обнаружили труп, и обнаружили подозрительно быстро, – ответил Куизль. – Кроме того, как горбуну с тростью раскапывать могилу? И отпечатков трости я не нашел. Единственное, чего я так и не понял, это платок.

– Какой платок? – удивился настоятель.

– Возле могилы лежал платок с вышитой буквой «А». Мой суеверный тесть даже подумал, что это платок Авроры.

– Ах, это? – Брат Маурус тихо рассмеялся. – Должно быть, я обронил платок, когда рыл могилу. – Он снова покачал головой. – «А» значит «аббат». Такие платки есть у каждого настоятеля, как и перчатки, салфетки и прочая ерунда. На всем вышит этот знак.