Тесс Герритсен - Химера

– Я не могу найти Кеничи, – повторила она. – Мы должны обыскать все модули.

– Уотсон, – раздался голос Капкома в наушниках, – ТО сообщает о периодической аномалии в шлюзе Нода-1. Пожалуйста, проверьте состояние шлюза.

– Характер аномалии?

– То и дело идут сигналы, что люк между шлюзовым и узловым модулями не закрыт.

«Кеничи. Он в шлюзовом модуле».

Вместе с Николаем, следовавшим за ней по пятам, Эмма, словно птица, метнулась по станции и нырнула в Нод-1. Бросив лихорадочный взгляд в открытый люк шлюзового модуля, Эмма увидела то, что показалось ей тремя человеческими телами. Два из них были скафандрами для выхода в открытый космос – их твердые панцири особым образом закреплены на стенах шлюза, чтобы легче было надевать.

В центре висело тело, изогнутое в конвульсии. Тело Кеничи.

– Помоги мне вытащить его отсюда! – попросила Эмма.

Она подплыла к японцу со спины, уперлась ногами во внешний люк и толкнула Кеничи к Николаю, тот в свою очередь вытащил его из шлюзового модуля. Вместе они принялись толкать Кеничи по направлению к лабораторному модулю, где находилось медицинское оборудование.

– Капком, мы нашли пациента, – доложила Эмма. – Похоже, у него приступ. Мне нужен Врач!

– Оставайтесь на связи, Уотсон. Врач, говорите.

В наушниках Эмма услышала странно знакомый голос.

– Привет, Эм. Слышал, у тебя неприятности.

– Джек? Что ты там делаешь?!

– Как твой пациент?

Еще не придя в себя от удивления, Эмма снова сосредоточилась на Кеничи. Но даже поставив японцу капельницу и присоединив электроды ЭКГ, она продолжала гадать, что Джек делает в Центре управления полетами. Он год не сидел за пультом врача и теперь вдруг вышел на связь; когда он спрашивал о состоянии Кеничи, его голос звучал спокойно, даже расслабленно.

– Приступ продолжается?

– Нет. Сейчас он действует вполне сознательно… он отбивается от нас…

– Основные показатели?

– Пульс учащенный: сто двадцать – сто тридцать. Он дышит.

– Хорошо. Значит, дыхание есть.

– Мы только что подключили ЭКГ. – Эмма взглянула на монитор, на сердечный ритм на экране. – Синусовая тахикардия, пульс – сто двадцать четыре. Периодическая асистолия желудочков.

– Я вижу это на биотелеметрии.

– Измеряю давление… – Она накачала манжет и, слушая плечевой пульс, медленно выпустила воздух из манжеты. – Девяносто пять на шестьдесят. Незначительно…

Удар застал ее врасплох. Она издала резкий крик боли, когда Кеничи наотмашь ударил ее по лицу. Толчок отбросил ее на другой конец модуля, Эмма натолкнулась на противоположную стену.

– Эмма! – позвал Джек. – Эмма!

Она ошеломленно дотронулась до разбитой губы.

– У тебя кровь! – заметил Николай.

– Что, черт возьми, у вас происходит? – отчаянно кричал Джек ей в наушник.

– Со мной все в порядке, – пробормотала она. И раздраженно повторила: – Джек, со мной все в порядке. Не переживай.

Но голова все еще гудела от удара. Николай привязывал Кеничи к койке, а Эмма ждала, когда пройдет головокружение. И поэтому сначала не слышала, что сказал Николай.

Затем заметила его недоуменный взгляд.

– Посмотрите на его живот, – прошептал Николай. – Посмотрите!

Эмма приблизилась к больному.

– Что за черт! – прошептала она.

– Эмма, не молчи, – произнес Джек. – Рассказывай, что происходит.

Она неотрывно смотрела на живот Кеничи – казалось, его кожа пульсирует, словно под ней что-то вскипает.

– Какое-то движение… у него под кожей…

– Что значит «движение»?

– Похоже на фасцикуляцию. Но она… движется по животу…

– Это не перистальтика?

– Нет, нет. Она движется вверх. Не по кишечному тракту.

Эмма замолчала. Пульсация вдруг прекратилась, и кожа на животе Кеничи снова стала гладкой.

«Фасцикуляция», – подумала она. Непроизвольные сокращения мышечных волокон. Это наиболее вероятное объяснение, но вот в чем проблема: фасцикуляция не может выглядеть как волнообразные перемещения.

Вдруг Кеничи открыл глаза и уставился на Эмму.

Кардиомонитор издал сигнал тревоги. Обернувшись, Эмма увидела, что линия электрокардиограммы мечется вверх-вниз по экрану.

– Желудочковая тахикардия! – крикнул Джек.

– Вижу-вижу!

Она включила дефибриллятор, затем пощупала пульс сонной артерии.

Вот он. Слабый, едва ощутимый.

Глаза Кеничи закатились, были видны лишь кроваво-красные склеры. Он все еще дышал.

Эмма смазала электроды дефибриллятора, приложила их к грудной клетке и дала разряд. Сто джоулей встряхнули тело Кеничи.