Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

Зеленые воды Сыр-дарьи все дальше уносят маленький плот. Зову. Кричу: «Я с вами!» Не слышат.

Куда они плывут? На шесть столетий назад, в страну жестоких эмиров, красавиц, прожигавших черными очами легкую ткань покрова на лицах, султанов - астрономов и стихотворцев? А может, в страну детства, где много дружбы, и доброты, где прекрасны мысли и даже заблуждения? Думая о тех, на плоту, брожу по шумному пестрому базару жизни, ничего не продаю, ничего не покупаю, но могу подарить и дарю им эту книжку.

Валерию Ивановичу Набокову, Марату Губайдуллину и Виталику Орде. Как говорил Ходжа Насреддин: «В каждой разлуке всегда сокрыта новая встреча».

Автор

Домой, домой, в Петербург. Когда самолет проваливается в воздушные ямы, Пашка Ермаков, по прозвищу Паштет, вздрагивает и открывает глаза. В иллюминаторе по-прежнему облака, как снежная, сверкающая под солнцем пустыня. И он снова задремывает. Последняя ночь в Самарканде прошла в разговорах, почти не спали.

Гера толкает Паштета в бок и протягивает сверток: «Марат просил передать». В свертке книжка «Приключения Ходжи Насреддина» и фотография: на фоне желтых холмов весь отряд, а в центре - Лерыч. Он держит в руках ножны от старинного кинжала.

Глаза Паштета закрываются сами, и плывут перед ним желтые, выжженные солнцем, пустынные холмы Шахрухии - города, которого нет. Воздух трепещет от зноя, звенят неуемные цикады. Сухая колючая трава похрустывает под ногами. Вот так идти и идти, долго-долго-долго. И увидеть стаю синих птиц, которые, подобно порыву ветра, взмоют в небо над крепостными валами и башнями. И вдруг - обрыв. Внезапный полет в тесном колодце, утыканном ранящими кусками камня и кирпича. И приземление в душном облаке пыли. Он пытается встать, но тут же снова падает, потому что ударяется головой обо что-то твердое.

Он начинает ощупывать стенки своей темницы и с ужасом осознает, где находится. В могиле! Так уже было однажды. Он шел по древнему кладбищу и провалился в промоину. Над ним три или четыре метра земли и засыпанный узкий лаз. «Помогите», - стонет Паштет, и пыль забивает рот. Помочь ему нельзя, никто его не найдет и не услышит.

Увеча руки и сдирая ногти до мяса, он выцарапывает камни из лаза, но они сыплются и сыплются, грозя завалить его. И вдруг полоска неяркого света, словно серое лезвие кинжала, кривого кинжала. Он пытается забраться в колодец, ведущий на поверхность, а сил нет. И тогда он вспоминает слова Ходжи Насреддина: «Потерявший мужество - теряет жизнь. Надо верить, о юноша, в свою удачу». Еще и еще раз он делает бесплодные попытки залезть в дыру. И наконец это ему удается. Он опирается спиной о стенку лаза и, перебирая руками и ногами, волочит свое тело по выступам кирпичей и черепков, опасаясь, что твердая опора обвалится под ним, рухнет и погребет навсегда. «Судьба подобна благородной арабской кобылице… Она не терпит трусливого всадника, а мужественному покоряется!»

Последнее усилие. Он отталкивается ногами, опирается на локти и спиной выползает из страшного лаза. Солнце ушло за горизонт, оставив кисельно-розовое зарево, но в зените небо ясно-голубое. И он смотрит в эту бездонную голубизну, словно хочет выпить ее глазами и все не может напиться. Эти первые минуты, счастливые и бездумные, сменяет тревога. Паштет встает и направляется к лагерю, но тропа петляет меж взгорков, а дороги к Святой роще нет и самой рощи нет. Заблудиться невозможно. Если не к дороге, он все равно вышел бы к хлопковому полю, к Сырдарье или к пересохшему руслу Бахор-сая. И он поворачивает назад.

Снова пустынные холмы. И тишина. Даже цикады перестали свирестеть. Он загадывает: если сейчас появятся синие птицы - птицы счастья, все будет хорошо, - и продолжает идти, а впереди холмы и холмы, птиц нет, не только синих - никаких. Пусто в мире и страшно. И тут же Паштета пронзает догадка: не страх он испытывает, а смертную тоску. Он не вспоминает Варю, не вспоминает Лерыча, даже о маме уже не думает. Душа его погрузилась в окружающую безбрежность, имя которой - одиночество. И вдруг далеко впереди Паштет видит человека. Все взрывается в нем, словно очнулся от тяжкого сна.