Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

Они приближаются друг к другу. И первая блаженная мысль - Лерыч! Но, конечно, нет, просто Паштету очень хотелось этого. Лерыч никогда не носил халат, а тем более чалму. Теперь Паштет разглядел, что человек стар, и подумал: поддельный мулла. Старый самозванец, безмолвный, словно манекен, живший рядом, но никогда и слова не сказавший Паштету. Но ведь муллу похоронили месяц назад, что ж он забыл?! И совсем не похож, разве только маленького роста.

Паштет уже мог видеть лицо тощего узкоплечего старика. Где он встречал его? Такое знакомое, узкое лицо, изборожденное морщинами, клинообразная бороденка, высокие дуги бровей, длинный унылый нос, горькие складки у брезгливо изогнутого рта и печально-пустые глаза. Шелковая рубаха распахнута на костлявой груди, синий халат-чапан, перехваченный кушаком с мелким шахматным рисунком из белых и черных квадратиков. Он вглядывался в этого человека, вглядывался, пока не вспомнил. И ахнул. Улугбек!

- Вас же убили?! - хотел было закричать, а вышло беззвучно. Но старик услышал, растянул скорбные губы в невеселой улыбке и покачал головой, то ли соглашаясь, то ли отрицая. - Вам голову отсекли… - добавил Паштет шепотом и наконец-то полностью осознал, что перед ним государь и великий ученый.

- Смерти нет, - прошамкал губами старец, а Паштет удивился, что во рту Улугбека почти нет зубов. Ему же всего пятьдесят пять! Подумал и вспомнил, что Улугбек рано постарел, одряхлел, здоровье никуда не годилось. И какой он маленький, даже меньше Паштета. А еще бестактности своей ужаснулся. Только как же его называть: султан Улугбек, мирза Улугбек? Может, на колени надо встать? Как у них было принято приветствовать владыку? И непонятно как догадавшись, что держит в руках нечто принадлежащее султану-ученому, протянул ему скатанную в рулон и обернутую в шелковый платок рукопись. Однако Улугбек слабой старческой рукой сделал отстраняющий жест и сказал:

- Рахмат. (Спасибо.) Все остается здесь.

Паштет всполошился: на каком же языке они говорят? На узбекском, арабском, турецком, персидском или русском? И тут наконец-то до него дошло, где он! Он умер! Не смог выбраться из древнего могильника. Все правильно рассказывают в книжке «Жизнь после смерти». Так и было! Туннель. Свет. А здесь - встречают… Вот почему он испытал не страх, а одиночество, не ужас, а пустоту… Желтые, выжженные холмы… Кто мог подумать?.. Вот она, благородная арабская кобылица - судьба! Пять с половиной столетий назад возле Шахрухии свершился роковой поворот в судьбе величайшего ученого, здесь же решилась и его судьба - обычного школьника с восьмилетним образованием и смешным прозвищем Паштет.

Он положил на землю шелковый сверток, потому что теперь не имел к нему никакого отношения.

- Можно мне с вами? - спросил он и неуверенно добавил: - Ваше Величество…

Позади послышались приглушенный топот и тяжелое дыхание. Он обернулся и увидел верную подругу Геру. Рядом с худеньким и маленьким Улугбеком она выглядела великаншей, наверно, была выше его на полторы головы. Она запыхалась, а лицо у нее было таким изумленным и потрясенным, что в иной обстановке Паштет расхохотался бы. Большие, широко распахнутые глаза Геры казались еще больше, по щекам текли слезы. Она узнала старца! Дрожащие губы произнесли: «Устод!..» (Учитель.) Неожиданно она шагнула к Улугбеку, прижала его к груди, как ребенка, и гладила по чалме, по костлявому плечу, а тот затих и смотрел отрешенно-печальными глазами в пустоту. Паштет стоял, словно парализованный, потом опомнился, схватил Геру за руку и попытался оторвать от старика.

- Уходи, дура! - закричал он. - Иди отсюда! Тебе здесь нельзя!

И Гера послушалась. Она оставила Улугбека и пятилась, будто навсегда хотела запечатлеть в своей памяти лицо царственного старца. Потом подняла рулон, завернутый в шелковый платок, взяла за руку Паштета и, всхлипывая, повела по сухой хрустящей траве. И он пошел. Когда оглянулся, великий и жалкий старик смотрел им вслед. Паштет увидел, как приоткрылись его губы, и услышал - а может, догадался - шелестящее: «Рахмат». Когда он обернулся второй раз, старика уже не было, зато с холма, словно ярко-синий всполох, поднялась стая птиц. Птиц счастья.

Впереди показалась Святая роща. Гера крепко сжала его руку и сказала:

- Наш самолет приземлился в Санкт-Петербурге.

- Наш самолет приземлился в Санкт-Петербурге, - объявила стюардесса. - Температура воздуха плюс тринадцать, идет дождь. Экипаж прощается с вами. Спасибо за внимание.