Стефан Пастис - Дневник «Эпик Фейл» - допущены ошибки [litres]

– Ты что вытворяешь? – рычит Индюк.

А я, собственно, ничего не вытворяю. Просто эта садовая скульптура – натуральное издевательство над природой. И мне она кажется смутно знакомой.

Любители вольной интерпретации скажут, что это, к примеру, богиня, восстающая из пены морской, или Адам, простирающий руку к Богу.

Ну а я вижу обезьяну, которая подбрасывает вверх курицу.

С какой радости кому-то понадобилось выстригать из садовых кустов обезьяну, которая подбрасывает вверх курицу, для меня загадка. Может, эта скульптура возвышает обезьян как биологический вид. Или принижает кур. Так или иначе, из-за неё едва не погиб человек.

В общем, Индюк отстраняет меня от управления автомобилем и дальше ведёт сам. Мы приезжаем в небольшой парк на холме.

Индюк достаёт из машины переносной холодильник и тащит его к столику для пикника.

За столиком сидят индюшиные приятели по боулингу; под тяжестью их кеглеобразных фигур прогибаются скамейки.

Ненавижу эти субботние сборища. Меня так редко выпускают из тюрьмы, а я трачу драгоценные минуты совершенно бездарно!

Маме тоже не нравятся похожие на кегли дядьки, поэтому обычно она берёт с собой летающий диск «фрисби» и заставляет меня его кидать.

Что не приносит мне особой радости.

Мы проходим фотосинтез. Все ученики прилежно склонились над учебниками.

Я сижу на задней парте и стараюсь выстроить самую высокую на свете башню из резиновых ластиков.

– Тимми, будь добр, подойди сюда, – донельзя самоуверенным тоном обращается ко мне Новенький, чей голос легко докатывается до последнего ряда.

На задней парте я обитаю с тех пор, как Новенький разрешил садиться, кто где хочет. Там очень удобно: мои башни из ластиков учителю не видны.

Проходя мимо Ролло, который теперь сидит впереди, я пронзаю его гневным взглядом. После того как он нанёс непоправимый вред моей личной и профессиональной жизни, мы не общаемся.

– Есть минутка? – интересуется Новенький, когда я подхожу к его огромному столу.

– Максимум тридцать секунд, – отвечаю я. – Мама засадила меня за учебники.

– Насколько я могу судить, сейчас ты не слишком занят, – отмечает Новенький, указывая на мою башню из ластиков.

– Я ставлю опыт, демонстрирующий влияние фотосинтеза на резиновые ластики, – говорю я. – Не надо оценивать явление исключительно по внешнему виду.

– Видишь ли, – Новенький понижает голос, – мне неловко признаваться перед всеми, но я и сам до конца не понимаю все тонкости фотосинтеза.

Почему-то я не удивлён этим признанием. Ясно же, что Новенький звёзд с неба не хватает.

– Разве это должно меня волновать? – спрашиваю я.

– Полагаю, нет.

– Тогда можно мне продолжить эксперименты с фотосинтезом?

– Сейчас продолжишь, – кивает Новенький, – только позволь задать один вопрос. – Он обводит взглядом класс, убеждаясь, что нас не подслушивают.

– Твой приятель Ролло сказал, что тебе платят за расследования. Это верно?

– Ролло?

– Ну да, Ролло. Твой друг.

– Вы о том упитанном подростке с первой парты? – уточняю я.

– По всей видимости, да. – Новенький беспокоится, не обидел ли своим ответом упитанного подростка с первой парты.

– Чтоб вы знали, тот парень мне не друг. Но я действительно занимаюсь частным сыском. Совсем скоро моё агентство войдёт в список пятидесяти крупнейших корпораций страны. Правда, агентство пришлось на время закрыть по причине вмешательства моей мамы.

– Понятно.

– Именно это ведомство препятствует текущей деятельности, – пояснил я.

– Скажи-ка, а если я поговорю с твоей мамой и получу её разрешение, ты мог бы кое-что для меня расследовать?

– Разумеется, – веско отвечаю я. – К концу уроков предоставьте мне список тем, требующих расследования. Но имейте в виду, если мама не даст разрешения, вам придётся рассчитываться со мной наличными. Я не могу рисковать, составляя бумажный договор.