Робин Стивенс - Мышьяк к чаю [litres]

Брови на лице инспектора поднялись.

– Как я понимаю, вы кое-что знаете? – спросил он. – Нечто неприятное?

– Не ваше дело, – заявила Дейзи, очень грубо, по моему мнению. – Мы ничего больше вам не скажем, и в этот раз мы не собираемся помогать вашему расследованию. Вы не можете нас заставить!

– Я не собираюсь вас принудить к чему-либо, но зато у меня возникла отличная идея по поводу того, что происходит, – инспектор глянул на лестницу, ведущую вниз, в холл, и я мгновенно поняла, что именно – и кого – он имеет в виду.

– О нет, пожалуйста! – воскликнула я, не очень хорошо понимая, кого упрашиваю – лорда Гастингса или Дейзи.

– К сожалению, закон есть закон, – сказал инспектор. – Его нельзя отменить лишь потому, что кто-то попросил меня об этом, и не имеет значения, кто именно попросил.

Я посмотрела в его серьезное лицо, украшенное длинным носом.

– Пойдемте, все, – скомандовала Дейзи. – Мы отправляемся наверх, в детскую. Оставим инспектора с его расследованием.

Мы сидели в нашей комнате в давящем молчании, и я слышала, как внизу работает полиция. Слышались громкие шаги, двери открывались и закрывались с шумом, и грубые голоса обменивались репликами: «отправь Роджерса на это дело…», «…нет, отпечатки…».

Отпечатки, фотографии, измерения и допросы – все, что полиция может сделать, а мы не можем. И какой тогда смысл в существовании нашего детективного агентства?

Дейзи сидела лицом к стене и не оборачивалась, даже когда я пыталась ее расшевелить. Китти и Бини прислонились одна к другой и выглядели столь же измученными, как и я сама. Хотела бы я знать, рады ли они сейчас, что вступили в наше детективное агентство.

Дверь детской открылась, и мы все вздрогнули.

– Пойдемте вниз, девочки, – сказала мисс Алстон. – Полиция хочет вас видеть.

– Китти и Бини могут идти, – ответила Дейзи, даже не повернув головы. – Но если они не забыли, что для них хорошо, они ничего не скажут. Хэзел останется тут, со мной. Мы протестуем.

Мисс Алстон подняла брови, но спорить не стала.

Китти и Бини ушли, я осталась, и выглядевшая рассеянной Хетти принесла нам поздний завтрак на подносе. Я съела свою порцию, а затем, поскольку Дейзи не пошевельнулась, то и ее тоже.

В любом случае хорошая еда пропала бы зря.

Я улеглась спиной на твердую бугристую кровать и уставилась на потолок детской, украшенный лохмотьями отстающей краски. Я чувствовала себя ужасно – беспокойно и неправильно, но в то же время я не могла удержаться и обдумывала наше дело так и сяк. Оно было словно зуб, который болит всякий раз, когда трогаешь его языком, – да, неприятно, но прекратить это дурацкое занятие невозможно.

Я подумала о мисс Алстон, женщине-полицейской, имевшей задание поймать мистера Кёртиса. Вспомнила о гнусном блокнотике мистера Кёртиса, куда он записывал всех, кого обокрал. И, конечно, мои мысли вернулись к лорду Гастингсу – к тому, как он орал на мистера Кёртиса в субботу утром, как передал ему чашку во время праздничного чая и стоял на лестнице в воскресенье, глядя вниз, туда, где леди Гастингс лежала на полу.

Правда ли он сделал это? Он или дядя Феликс. Больше некому.

Часы, висевшие на стене детской, пробили полдень, и неожиданно я поняла, что не могу больше так валяться. Это оказалось очень дейзяшное чувство, но Дейзи в этот момент вела себя вовсе не-дейзяшно, так что мне придется занять ее место.

– Давай, – сказала я. – Поднимайся.

– Отвали, – буркнула Дейзи.

Я взяла ее за плечо, не слишком мягко, стоит признать, и начала стаскивать с кровати. Дейзи опрокинулась назад с сердитым вскриком и недостойными истинной леди словами.

– Хэзел! – прорычала она. – Да что за бес в тебя вселился?

– Я не могу больше этого выносить, – призналась я. – Сидеть здесь, ждать чего-то. Неужели мы ничего не можем сделать?

– Ничего, – сказала Дейзи. – Хотя… о, ну ладно.

Мы выбрались на лестничную площадку и обнаружили, что дверь в комнату Берти и Стивена открыта. Поскольку нам было все равно, чем отвлекать себя от мрачных мыслей, мы заглянули внутрь и увидели Берти, валявшегося на кровати и тихо бренчавшего на укулеле.

Стивена видно не было.

– О, – сказал Берти, заметив нас. – Вы? Я сыграю вам одну песню. Слушайте. «Вмеееесте с моооеееей крооошкооой…»

– Я не хочу твоих песен, – вмешалась Дейзи.

– Нет? – Берти остановился на середине аккорда. – Я тоже, честно говоря.

Я бы сказала, что он выглядел ничуть не менее расстроенным, чем его сестра, и никогда не слышала, чтобы он вел себя так любезно.