Робин Стивенс - Мышьяк к чаю [litres]

– В самом деле? – осведомилась Дейзи, очень хорошо изображая изумление.

Бини едва не подавилась куском пирога.

– И вся одежда у нее новая. Я думаю, что она принцесса под маскировкой, а мисс Доэрти считает, что она – шпион.

– Это была шутка, – буркнула мисс Д, продолжая чистить морковь, и при этом не глядя на собственные руки. – Но она действительно забавная. Когда я попыталась поговорить с ней о мистере Кёртисе, она захлопнулась, точно моллюск в раковине.

– Она стала еще более чудной с момента… после того, что произошло, – сказала Хетти, глянув на Китти и Бини. – Она то и дело выскакивает всюду, где я прибираюсь. Подумала бы, что мне показалось, но мисс Д заметила это тоже.

– Но этот уик-энд! – мисс Доэрти вздохнула. – Мисс А крадется по дому, твоя тетушка заставляет исчезать чайные ложки, твой брат все время играет на своей ужасающей штуке, и этот его приятный, но бедный друг, даже без приличной одежды… Хетти даже тайком штопала ему носки. А теперь еще и труп в одной из гостевых спален! Ее же никак не уберешь! Все это ужасно раздражает. Твой дядя даже не позволяет нам войти в столовую, чтобы навести порядок после чая. Могу только представить, какие ужасные вещи произошли с пирожными, которые оставили просто так, даже не прикрыв. Крыс теперь будет больше, чем когда-либо.

Китти слушала с широко распахнутыми глазами и отвисшей челюстью. Для нее это был настоящий рай любителя слухов.

– Откуда вы знаете, что у Стивена нет денег? – спросила Дейзи.

Я недовольно поерзала, поскольку хотела, чтобы Стивена оставили в покое.

– Вчера я нашла его бумажник в холле, – ответила Хетти. – Конечно, мне пришлось открыть его, чтобы понять, кому он принадлежит. Внутри я нашла монету в два пенса. Понятно, что вы привыкли сорить мелкими монетами, не думаете о них и не знаете, для чего они нужны. Нужно быть в нужде, знать цену денег, чтобы дорожить двумя пенсами.

– Хетти, это же по-настоящему хорошо! – воскликнула Дейзи.

– Именно так они выражаются в детективных романах, – заметила мисс Доэрти. – Любая мелочь, неважно, насколько мелкая, может оказаться важной.

– Постоянная бдительность! – хором воскликнули Хетти и Дейзи, улыбаясь друг другу.

Когда мисс Доэрти упомянула мелочи, я вспомнила чайную чашку, часы и кусок бумаги: именно на эти элементы до сих пор опиралось наше расследование, и сейчас у нас имелся шанс узнать чуть больше хотя бы об одном из них.

– Чашка! – сказала я Дейзи, и она, к счастью, поняла меня мгновенно.

– Какая чашка? – спросила мисс Доэрти.

Я поспешно откусила пирога, чтобы лишиться возможности отвечать.

– Хэзел беспокоится по поводу вещей, оставшихся в столовой после праздника, – вмешалась Дейзи. – Она ненавидит крыс. Они ведь правда все еще там, на столе? Вы ничего не убирали?

В этот момент на кухню зашел Чапман с подносом, уставленным позвякивающими бокалами. Посмотрел он на нас с таким видом, словно хотел немедленно выставить вон.

– Что вы делаете здесь, мисс Дейзи? – осведомился он.

– Ничего, – поспешно ответила она. – Болтаю с мисс Доэрти и Хетти насчет… чая.

Бокалы на подносе Чапмана зазвенели, точно расстроенные колокола, и он торопливо сделал шаг назад, к полке с чашками, словно Дейзи пригрозила ему ножом.

– С меня достаточно всего этого, – сказал он так, словно услышал не «чай», а «убийство». – Мисс Дейзи, прошу вас немедленно увести ваших подруг с нашей кухни. Хетти и мисс Доэрти необходимо готовить ланч, и я тоже занятой человек. Сейчас же, мисс Дейзи.

И вновь нам пришлось уйти, но зато у нас было что обдумать.

Как казалось мне, у нас появилась еще одна дополнительная улика – хотя мы знали, что Чапман не мог быть сам виноват в убийстве мистера Кёртиса, то, как он повел себя, услышав слово «чай», заставило меня подумать, что его эта тема беспокоит.

Но почему?

Мы выбрались в холл и наткнулись на другую сцену.

Леди Гастингс все в том же ярко-зеленом платье и экстравагантной меховой накидке, в которых она щеголяла днем ранее, стояла посреди вытертого ковра, и кричала на дядю Феликса.

– Я глубоко скорблю! – вопила она. – Почему никто не в силах понять меня? О, мои близкие столь бессердечны! Ты должен был слышать, как Берти только что заявил мне, что я должна испытывать удовольствие из-за того, что Денис умер! Удовольствие!

– Не преувеличивай, Маргарет, – сказал дядя Феликс. – Ты едва знала его.

– Едва его знала?! – закричала леди Гастингс. – Я хочу, чтобы ты не сомневался: он был всем для меня!