Проходили дни, недели. Я привык к своему новому жилищу. Когда мне надоедало писать, я спускался вниз и бродил по пустым кельям. Однажды разыгралась страшная буря. Вспышки молнии испещряли небо. Шквальный дождь заливал всё вокруг. Казалось, настал конец света. Я не считаю себя трусом, но мне стало жутко. Я спустился с разрушенной колокольни в свою келью, но сильный ветер выломал фанеру, которой я закрывал окошко. Сильные вихри буквально вытолкнули меня прочь в коридор. И я спустился вниз. За несколько дней до этого я обнаружил подвал под сохранившимся зданием.
Рита вздрогнула. Именно там Сомов стрелял в них с Игорем. Но пока она не стала говорить об этом. Тем временем художник продолжал:
— Я вспомнил об этом подвале и подумал, что смогу там укрыться. Насколько я знал, там были помещения без окон. Хотя толком я его ещё не исследовал. Я спустился в подвал, прикрыв за собой тяжелую, металлическую дверь. Здесь, внизу, было как-то тихо. Я даже забыл про разбушевавшуюся стихию. Вытерев рукавом мокрое лицо и волосы, стал спускаться по ступеням. С собой у меня был фонарь, так что я смог спокойно осмотреть этот подвал.
Я обошёл много помещений, не обнаружив ничего интересного. Повсюду валялись битый кирпич, камни, какой-то хлам. В самом конце поддала в одном из помещений я прочитал на потолке полустёршуюся, старую надпись на латинском языке: «Прибежище духа».
— А откуда ты знаешь латинский? Ведь это мёртвый язык.
— Я выучил его а молодости. Для себя, когда был студентом химфака университета. Тогда я заинтересовался исканиями алхимиков. Профессор говорил, что я сумасшедший. Я бросил университет после третьего курса. Так вот. Я прочитал надпись, и меня почему-то сковал страх. Я стал отходить назад и, наступив на какую-то плиту, почувствовал, что пол под моими ногами расходится. Я попытался уйти в сторону. Но было уже поздно.
Я полетел куда-то вниз, ударился о что-то головой и потерял сознание. Не помню, сколько я там пролежал. Наверное, не так долго. Когда я открыл глаза, то увидел лежавший около меня фонарь. Как ни странно, он горел.
Сомов замолчал, прикуривая ещё одну сигарету.
— И что произошло дальше?
— Каменная плита надо мной закрылась. Я встал и, как атлант, упёрся в камень, старался сдвинуть его с места. Я долго пытался, но ничего не получалось. Плита оставалась неподвижной. Меня охватило отчаяние. Я подумал, что умру в этом каменном гробу и никогда больше не увижу солнечного света.
Сомов опять замолчал, жадно глотая сигаретный дым. Рита подумала, что и она испытала похожие чувства, когда попала в подземелье. Сделав ещё несколько затяжек, Сомов сказал:
— Подобрав фонарь, я немного успокоился и решил, что должен искать выход. Я прошел по каменному коридору несколько десятков метров, когда впереди увидел… нечто страшное. На длинном деревянном столе лежал полуистлевший труп человека. Его глазницы провалились. Время действовало разрушительно. Однако страшным был не сам труп. Когда луч моего фонаря упал на монашескую одежду, она засветилась странным, фосфоресцирующим бледным огнём. А труп как будто увеличился в полтора раза. Создавалось впечатление, что он вот-вот встанет.
Фонарь в моей руке предательски задрожал. Я собрался бежать обратно. Но куда я мог бежать? Каменная плита закрыла путь к отступлению. Несколько минут я стоял неподвижно, с ужасом наблюдая за страшным превращением. Однако в конце концов любопытство оказалось сильнее страна.
Преодолевая ужас, я подошел поближе. Чем сильнее падал на труп луч фонаря, тем больше светилось его одеяние. Я удивился. По всей видимости, монах пролежал здесь очень и очень долго. Его тело истлело, обнажив почерневшие кости. Но одежда была цела. Никаких признаков разложения или порчи не было.
Склонившись над трупом, я увидел, что в руках, вернее, в костях фаланг монах сжимает какую-то книгу в черном переплете. Постояв рядом со своим страшным соседом, я немного привык к нему. Страх мой стал ослабевать. Я решил посмотреть, что это за книга. Для этого я должен был взять ее.
Преодолев омерзение от вида полуразвалившегося трупа, взявшись за книгу двумя руками, я потянул её на себя. И в то же мгновение едва не лишился рассудка. Монах, вернее, то, что от него осталось, стал подниматься, как будто не хотел отдавать эту книгу. Закрыв глаза, я с силой дернул её на себя. Монах упал обратно на стол. Но его пальцы, похожие на когти хищной птицы, остались на книге. Я отошёл немного в сторону и, присев возле стены, стал листать эту старинную книгу, написанную по-латыни аккуратным, ровным почерком.
Читать дальше