Валерий Воскобойников - Картины из села Гаврилова

— Понравился портрет? — улыбнулся Гоша. — Это рисовал отец Елизаветы Антоновны, князь Антон Гавриилов. Он любил побаловаться рисованием.

— Антон Гавриилов? — Саша удивлённо повернулся к Свете. — А ты говорила: «неизвестный художник», помнишь, ты показывала в Русском?

— Конечно, неизвестный. Это все знают.

— Но ведь здесь — то же самое?

— Да! — Света посмотрела на Сашу так, словно он сделал великое открытие. — Мазок тот же. И глаза.

— А почему же неизвестный? — Гоша даже обиделся. — Кому надо — всем известный. Князь Антон Гавриилов. Вот же здесь подпись: «Антоха Г.».

— Это князь так подписывался? — Света засмеялась.

— Князь любил пошутить, у нас все знают.

— В Русском музее под таким же портретом написано, что автор неизвестен, — стал объяснять Саша. — Загадка века.

— Вы там скажите, у себя в Русском, — обрадовался Гоша, — у нас его картин много, можем поделиться, хоть с вами, хоть с Третьяковкой. — И Гоша толкнул дверь в соседнюю комнату. — Это прялки, это — наличник от старой избы, я сберёг, когда дом рушили, а вот — картины.

— Это другое… — Света даже поморщилась. — Другая манера. Всё мертво. Их рисовал старательный, но бездарный ученик.

— Ты посмотри ближе, на каждой картине подпись: «Кн. Гавриилов», — заспорил Гоша.

Они подошли ближе, посмотрели в уголок одной картины, потом другой, и Света растерянно проговорила:

— Правда.

— А то сразу — бездарный! — Гоша всё ещё обижался.

Но тут Саша, сам неожиданно для себя, повернулся и пошёл назад, в первую комнату.

— Вы посмотрите, какая здесь подпись! Другие буквы — некрасивые. Картина — лучше, а буквы — хуже, будто человек писать не умеет.

— С этой подписью вообще-то странность произошла, — смутился Гоша. — Её раньше не было, а когда я учился во втором или в третьем классе, она вдруг всплыла.

— Как это — всплыла?

— Вдруг появилась. Учитель Ильин сказал: может, химия красок сработала?

— И всё-таки это совсем разная манера, — твёрдо сказала Света. — Правда, Саша?

— Если узнать, как попала сюда эта работа, можно установить имя автора. Историки всегда поступают так.

— Никак не попала. Она у нас всегда была, ещё при жизни Елизаветы Антоновны. — Гоша вывел их на крыльцо, на яркое солнце и с неудовольствием посмотрел на оранжевую палатку туристов, которая просвечивала сквозь кусты.

— Только пейзаж портят.

— Совсем не портят. Я её в этюде наметила оранжевым пятном.

— И вообще, они мне подозрительны. Особенно рыжий, бородатый. Я к ним подошёл в музей позвать, а он как от меня шарахнется. Я ему говорю: «Мне кажется, я вас где-то уже видел». А он спиной повернулся и быстрей в палатку. А я точно его видел где-то. Я даже с утра фотографии преступников смотрел под этим углом, тех, которых разыскивают. Вроде бы непохож.

Потом, когда Света и Саша шли одни по деревенской улице, Света сказала:

— А мне жалко, что не определить настоящего автора портрета.

«Я попробую», — хотел сказать Саша, но промолчал. План у него был уже готов.

По дороге к белому зданию с колокольней, где был телеграф, Саша составил такую телеграмму:

«Здравствуйте Николай Павлович. Напишите пожалуйста срочно что известно князе Антоне Гавриилове 19 век адресу деревня Гаврилово Новгородской».

— Телеграмму «срочную»? — спросила телеграфистка. — В три раза дороже, зато принесут сегодня.

Отец дал Саше с собой несколько рублей. Сейчас Саша выложил их почти все. На науку.

На следующее утро, когда Саша окучивал на огороде картошку, мимо прошёл Гоша.

— Знаю, что телеграмму послал. Одобряю. И что тётке Евдокии Егоровне помогаешь, тоже одобряю. — И потом, уже тише, спросил: — Как думаешь, могут люди ловить рыбу там, где она не водится?

— Не знаю.

— То-то и оно. Я тоже не знаю.

А после обеда, когда Гоша снова остановился около Саши, к ним подкатил жёлтый «Москвич».

— Гаврилов из Ленинграда где остановился? Ему письмо, — крикнул водитель, не выходя из машины.

— У нас все Гавриловы, — ответил Гоша. — И деревня Гаврилово.

— Александр Гаврилов из Ленинграда.

Саша уже понял, что это ему письмо. И, наверное, от Николая Павловича. Он заторопился к машине.

Николай Павлович своим чётким учительским почерком писал:

«Саша!

Телеграмму принесли в полночь. Я сначала удивился — что за срочность. Сообщаю то, что удалось выяснить по справочникам.