Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

Штабс—капитан неопределённо передёрнул плечам.

– У меня в тех краях, – он улыбнулся, – помощников нет, тем более, что сие преступление совершено не нашими подопечными, а я бы сказал, случайными людьми. Я не могу предположить, какую тайну мог знать Мякотин, что заслужил столь жестокой смерти?

– А должны бы знать, – Путилин смотрел на Орлова, – служба наша такая, знать то, что ещё преступник не знает и даже не задумался.

– Повздорили, да и… – сказал Миша, но был перебит твёрдым голосом начальника.

– Ты же, Миша, слышал, что шли они мирно и в согласии, но неожиданно один из приятелей набросил удавку, значит, не в мимолётной ссоре дело, а в более глубокой причине.

– Но ведь почти дети.

– Вот именно, как совершать такой, – Путилин постарался подобрать слово, но не сумел, – такой проступок, так дети, а ведь им лет по семнадцать – восемнадцать. Согласись, что далеко не младенческий возраст и тем более, не младенческие поступки. Лишение жизни сотоварища ли, малознакомого юноши, не столь важно, главное в этом проклятом слове «убийство».

– Я—то понимаю, – вновь начал Жуков.

– Не будем вдаваться в запредельные философствования, для этого в университетах целые факультеты открыты, наше дело попроще, нежели строить теории. Нам надо найти преступников, которые, между прочим, ходят рядом с нами по земле и посмеиваются, что дело сошло им с рук. Поэтому вернёмся к нашим баранам, то есть разбойникам.

– Так мы всё рассказали, – теперь уже Миша смотрел на штабс—капитана, ожидая то ли подтверждения сказанным словам, то ли новых, о которых Василий Михайлович при встрече в станционной буфетной утаил.

– Мне добавить нечего, – произнёс бесцветным голосом штабс—капитан, словно стыдился, что добавить абсолютно нечего.

– Итак, – Иван Дмитриевич подошёл к столу, постучал пальцами по пачке бумаг и сел в кресло, – итак, мы пока остановились на тропинке, которая вроде бы и бежит вперёд, но она настолько тоненькая, что теряется среди дикорастущего поля. Ладненько, господа, ладненько, но стоять, значит, терять время, которого не так много отпущено нам.

Помощник и чиновник по поручениям позволили и себе присесть на стулья, стоящие подле стола.

– Иван Дмитрич, как понимаю, у вас есть ниточка? – Произнёс штабс—капитан.

– Слишком зыбкая, – посетовал Путилин, – но не стоит её отбрасывать, а стоит проверить. Нами не проверен Иван Нартов.

– Сосед и давний приятель по петербургской квартире Мякотина?

– Да, той квартиры, где останавливался Сергей Мякотин, когда по просьбе дяди занимался его делами.

– А что с ним?

– В день убийства Иван Нартов не посетил гимназию, где проходит курс обучения. Надо выяснить, где он был, сам он говорить на интересующую нас тему отказался.

– Да, Иван Дмитрич, я проверял, что Нартов в гимназии не был в день убийства.

– Так проверьте, – раздражённо произнёс Путилин.

– Но ведь этим занимался Иван Иваныч?

– Да, Вы правы, но теперь на господина Соловьёва больше не рассчитывайте.

– Но…

– Никаких но, ближайшими днями он будет занят другим делом.

– Понятно.

– Можете рассчитывать только на себя.

– Так точно, – сказал Орлов, военное прошлое иной раз давало о себе знать, – при необходимости можно ли привлечь агентов к расследованию?

– Обходитесь собственными силами.

– Понятно, – теперь уже тяжело вздохнул Жуков.

– Господа, время утекает, а это значит, если мы не возьмём преступника сейчас, то дело останется нераскрытым, так что, господа, за работу.

– Сдаётся мне, милостивый государь Василь Михалыч, что тянем «пустышку» в этот раз, – уже в коридоре тягуче произнёс Миша, уподобляясь говору преступного сословия, – Ваньку стоило бы в покое оставить, нет на нём вины.

– Поживём – посмотрим, – ответил на тираду Жукова штабс—капитан.

– Вам видней.

– Ты себя отделяешь от задания?

– Ни в коей мере, – поспешно ответил Путилинский помощник, – проверим мальчишку, а дальше что?

– Там видно будет, – усмехнулся Орлов, – куда—нибудь да заведёт наша эдакая любознательность. Так что ты на Сергиевскую по моим следам, а я по соловьёёвским – в гимназию.

– А что там проверять, если вы там были?

– Миша, – укоризненно произнёс Василий Михайлович, – зачастую некоторые люди рассказывают при повторном посещении то, что вспомнилось или утаилось. Особенно горничные, которые знают больше самих хозяев. Так что завтра с утра по коням, а нынче, уж прости, устал я что—то, пятнадцатый час на ногах. До завтра, дорогой друг, до завтра!