Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, апрель

– А ты, чем порадуешь? – Путилин, не отрывая взора от бумаг, лежащих на столе, обратился к Жукову.

– Я? – Хотя Миша и был готов к начальственному вопросу, но как—то растерялся, в горле вмиг пересохло и сдавило горло, словно это он, помощник начальника сыскной полиции, губернский секретарь Жуков повинен в том, что преступник ходит по земле, смеётся, дышит воздухом и кого—то, может быть, обнимает руками, обагрёнными человеческой кровью. – Мне похвастать нечем…

– Похвастать, – вспылил Путилин, резко поднявшись с кресла, – похвастать, – зло повторил Иван Дмитрич, —посмотрите, Михал Силантич пришёл в сыскную полицию ради хвастовства. Какой герой! Поведай—ка нам, сирым, сколько преступников на твоём счёту или, нет, я не прав, сыскное только и держится на успехах губернского секретаря Жукова…

– Позвольте, – попытался вставить Миша.

– Нет, – Иван Дмитриевич махнул рукой, – не позволю, – и ударил ладонью по столешнице, – не позволю, толчемся слепыми щенками на одном месте. А он видите ли, похвастать нечем, – передразнил помощника Путилин и тут же откинулся на спинку кресла, провёл рукой по лицу, – н—да, – и с горечью в голосе добавил, – так хорошо начинался день, солнце, голубое небо, весна, – повернул голову в сторону окна и совсем другим тоном, в котором слышалась усталость, сказал, – так что там у тебя, Миша.

– Юноша в темном пальто, – Миша смотрел на Путилина, стараясь не пересекаться взглядами со штабс—капитаном, – словно шапку—невидимку надел, многие видели, но ничего толком показать не могут. Их с Мякотиным ожидала пролётка, но найти её нет никакой возможности. Извозчики говорят, что возница был не из их числа.

– Значит, никакого просвета ты не видишь?

– Отчего же? – Жуков взял себя, в руки и даже на лице появилось спокойное выражение, словно минуту назад не было обидных слов Ивана Дмитриевича. – Если Сергея ждал молодой человек, значит, он из числа знакомых. Признаюсь честно, что пока не придумал, где разыскивать юношу, ведь госпожа Мякотина сказала, что не знает друзей сына, да и брат убиенного тоже ничего не смог добавить.

– От того я и говорю, что нет никаких ниточек?

– Не думаю, что Мякотин был настолько скрытен и утаивал от всех приятелей, кто—то что—то слышал и мог знать.

– Конечно, возможно все, но я все—таки не вижу, шагов которые стоит предпринять, – Иван Дмитриевич успокоился и теперь хотел услышать от Миши, что тот предлагает для дальнейших шагов розыска.

– Мне кажется, – медленно произносил Жуков, пытаясь между словами обдумать предложение, – Иван Нартов и соученики по классу в гимназии должны что—то знать.

– Что даёт тебе так думать?

– Юношеское хвастовство.

– Зыбко, – сказал Путилин, но тут же добавил, – хотя не исключён такой вариант. Как вы думаете, Василий Михайлович?

– Про хвастовство, верно, однако, – штабс—капитан смотрел на помощника Путилина, – сомнительно, мне кажется, что замкнутый молодой человек не склонен к бахвальству, ему достаточно того, что он, именно, он, имеет тайну, которая его греет. Но если Миша хочет, – Орлов пожал плечами, – не стоит этому препятствовать.

– Хочет, не хочет, – пробурчал Иван Дмитриевич, но теперь в голосе слышалось не раздражение, а только едва заметное недовольство, – мы в сыскном отделении и не гадаем, как барышни на святках.

– Я постараюсь, – Жуков сидел красный, как рак, ощущая себя ребенком, уличённым в поедании сладостей, закрытых, к тому же, на замок.

– Да, уж ты будь любезен, постарайся, не урони чести сыскного агента, – начальник сыскного отделения барабанил пальцами по столу.

– Иван Дмитриевич, – штабс—капитан делал вид, что не замечает колкостей, направленных на Жукова, – доктор Воскресенский, если я не ошибаюсь, присутствовавший на месте преступления, когда мы приехали, предоставил отчёт?

– Да, господа агенты, – Путилин произнёс то ли с наигранным негодованием, то ли, в самом деле, пытался убрать это негодование с лица, – прошёл не один день, а вы только ныне интересуетесь отчётом.

– Иван Дмитриевич, мы исходили из положения, что выводы доктора не принесут ничего нового. Ведь Мякотина четвёртого числа видели и служанка квартиры, где он остановился, и дворник, и служащий на станции, от этих посылов мы и рассуждали, что Сергея убили четвёртого, конечно, час важен, но он по сути немного нам давал.

– Верно, – махнул головой в знак согласия Путилин, – но вы забываете, что со станции уехало двое и, следовательно, мы можем отследить, где они могли выйти.