Инна Бачинская - Темный ангел одиночества

– Женька – козел! Любовь всей жизни – эта ломака. Тебе не светит. Никому не светит. Поняла, подруга? Потому что не способен, ярко выраженный нарциссизм, клиника, и… и… вообще.

Юнона до сих пор помнит. Тогда она промолчала, но подумала – посмотрим! Юнона – воин, отступать не привыкла.

Лолу на самом деле зовут Любой. Свое плебейское имя она терпеть не может. Ломака – это Марта. Что такое нарциссизм, Юнона не знала, но посмотрела в Интернете. «Вообще» значило, что Лоле не обломилось.

А ей, Юноне, обломилось. Ошиблась Лола.

Марта… Нужно было видеть, как Евгений подавал ей шубу! Как бережно, трепетно, нежно, улыбаясь бессмысленной и глупой улыбкой, укутывал, поправлял шарф – легкий синий шелковый шарфик, – застегивал. Марта рассеянно не попадала в рукава, благодарила, проводя ладонью по его лицу, улыбаясь своей мерзкой потусторонней улыбочкой…

Ангелоподобная. Angelica. Сколько можно? Отпусти ее с миром! Не отпускается…

Юнона набрала Зосю. Душа рыдала и требовала участия.

– Зось, я бросила Женьку, – сообщила Юнона тускло, сама не зная, верить ли, а только вдруг подумала, что хватит. Хватит! Достал. Козел. Псевдофилософ.

– Кого? – не врубилась Зося, привыкшая к «Евгению».

– Женьку. Надоело.

– Евгения? Ты его… что? А…

– Бросила. И еще… – Юнона замолкает. Зося тоже молчит, переваривает новость. Даже дышать перестала.

– И еще… ты знаешь… – Юнона колеблется.

– Ну?

– Я. Видела. Марту . – Сказала, как в омут головой бросилась.

Зося ахает. Пауза. Проходит бесконечная минута. Зося молчит. Юнона отключается, сует мобильник в сумку.

Улица вибрирует в огнях реклам. Народу заметно поубавилось. Юнона шагает как робот, не замечая массовки. Шагающий робот. Рекламирующий… а что же он у нас рекламирует? Мобильники? Ароматизированные прокладки с усиками? Суперпятновыводитель «Галактика»? Или практикум-семинар «Как добиться успеха в этой долбаной жизни и любви ко всяким козлам»?

Она устала. Жизнь тускла, впереди пустота. Ночные бдения в любимом кабинете. Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить…

Каждому свое. Хотя, если подумать, не худший вариант. Она любит цифры. Она, можно сказать, финансовый гений. Вот так. Каждому свое, и не вздумайте сорваться с поводка! Не получится. Да и нужно ли?

И теплая мелкая мстительная радость в душе из-за Женьки – последнее слово осталось за ней. Освободилась, дура. Послала. Теперь не нужно лезть из шкуры, чтобы соответствовать. Не по Сеньке колпак… или как там полагается? Шляпа? Шляпа – это она, Юнона. Юнона в шляпе.

Большое искусство – знать свое место.

И не нужно больше врать, что читала эту муру. И закатывать глаза в восторге. Юнона невольно рассмеялась. Свобода! Свобода и одиночество.

Мелькнула было мысль позвонить ему и рассказать про Марту, но Юнона эту мысль уничтожила в зародыше. Это теперь не ее проблема. Разбирайтесь сами…

К вечеру снег повалил обильно. Машина буксовала. Ворота кладбища едва угадывались. Евгений бросил машину у ворот и вошел через боковую калитку, которая была не заперта. И пошел по главной аллее, уворачиваясь от ветра, а потом полез по сугробам. Перчатки он забыл в машине и теперь держал руки в карманах. Он двигался целеустремленно, напоминая автомат, ничего не видя из-за ослепляющего снега. Предвкушал, как потом… после разговора и покаяния, пустой и легкий, он доберется до дома, запрет за собой дверь и останется один. Зажжет все светильники и поставит близкого по духу Шопена – так же высокомерен, вселенски одинок, над толпой…

Завыла не то собака, не то волк. Короткий взлай-взвой с истеричными нотками. Евгений вздрогнул и остановился, прислушался. Кладбище было сравнительно новое, за городом, у леса. «Дурацкая затея… не нужно было к ночи», – мелькнула мысль. Завтра тоже день. Но он человек традиции, была традиция именно сегодня, шестого января, в ее день рождения. Она будет ждать.

Он лукавил. Не только традиция. Была еще… Юнона… Тяжесть на совести, Юнона. И вдруг свобода! Как его угораздило… от тоски, от одиночества… все мы стадные животные. Не его женщина, он пытался прекратить их отношения, но… «Как Колобок», вдруг подумал, от Лолы укатился, а от Юноны не укатишься. Юнона… страшная женщина, из тех, что ломают хребет… любителям Шопена. Разве он не понимает? Понимает. Леди-деньги. И вдруг она позвонила и сказала… О господи! Свобода. Вернее, она ничего такого не сказала, но он понял! Понял, что все! Финита. И какая разница, что послужило причиной… Ему все равно! Свобода.