Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

Она ни словом не помянула мужа, и я воздержался от расспросов. Не стоит будить спящую собаку.

Мы ели мороженое в гавани неподалеку, и я показал Бодиль место, где зимой во время шторма накрыло пирс и волны вынесли рыбацкие лодки на берег.

– Останешься на обед? – спросил я.

Мы возвращались в Сольвикен по горной тропинке. Я не терял надежды угостить Бодиль обедом. Она взглянула на часы:

– Мы припозднились.

В Сольвикене она первым делом позвонила отцу, выяснила, что они еще не вернулись из Копенгагена, и осталась на обед.

– Только, пожалуйста, без дурацких шуток, – прошипел я Симону.

– Но может, дама хочет послушать…

– Не хочет.

– Только один анекдот…

– Я прибью тебя клюшкой для гольфа.

– О’кей, о’кей. Никаких шуток, как скажешь. – Симон, вздыхая, поковылял из кухни.

Он вел себя безупречно, даже поставил на стол вазу с цветами.

Мы устроились за столиком у окна с видом на море.

Симон принес два сухих мартини:

– Надеюсь, дама не возражает. Харри обычно принимает это перед едой.

Когда он ушел, Бодиль шепнула мне, перегнувшись через стол:

– Я не могу пить, я за рулем.

– Зачем тебе уезжать так скоро? – удивился я.

– Мне надо быть дома к возвращению родителей.

– А почему бы твоей дочери не остаться у них? – предложил я. – Я слышал, дети любят ночевать у дедушки с бабушкой.

Она задумалась.

– А где ты меня положишь?

– У себя.

– Думаешь, я такая дешевка? – Она не улыбалась.

– Я могу лечь на диване, могу в машине или в ресторане, хоть просто здесь, на стуле. Наконец я могу взять такси до Хельсингборга…

– Хорошо, – перебила она. – Мне нужно позвонить.

И ушла с мобильником.

Она долго говорила с кем-то. Смеялась. Завершив разговор, сунула телефон в сумочку и вернулась к столу.

Села. Подняла бокал с мартини:

– За тебя, Харри Свенссон!

– За тебя, Бодиль Нильссон!

Я так растрогался, что, кажется, прослезился.

– Но у меня нет зубной щетки, – забеспокоилась она.

– У меня найдется неиспользованная.

– Я лягу на диване, если ты не против. Не хочу прогонять тебя с кровати. А Майя переночует у родителей, они будут рады. У папы в подвале что-то вроде домашнего кинотеатра, она будет смотреть фильмы, пока не заснет.

О муже по-прежнему ни слова. Зато я узнал, что ее дочь зовут Майей.

Симон принес нам две порции карпаччо с сырым яичным желтком и по бокалу красного калифорнийского, которое называется «десять минут на тракторе». Все, разумеется, бесплатно.

Потом была тушеная рыба по-литовски – с некоторых пор наше фирменное блюдо. Один повар уже четыре дня не выходил на работу, и Кшиштофас, мой напарник по грилю, получил возможность показать, на что он способен. Теперь ему не нужно было мешать раствор на стройке. Он трудился на кухне с утра до вечера и выглядел довольным.

Симон принес новозеландский совиньон-блан, а я все говорил и говорил. Я умолчал о попытке поджога моего дома, зато рассказал о чудаках в Сольвикене и его окрестностях: о братьях, которые живут друг с другом, о сестрах и братьях, которые живут друг с другом и не хотят обзаводиться собственными семьями. Наконец я опомнился:

– Я много болтаю?

– Ничего, – успокоила Бодиль. – Мне интересно.

– Я всегда завожусь, когда выпью слишком много кофе.

– Но ты не пил кофе после обеда, – удивилась она.

– Может, именно поэтому.

– Не волнуйся. – Она положила ладонь на мою руку. – Я здесь и никуда не денусь.

Я понял, что никогда не забуду этого момента. Ее мягкого прикосновения, невинной улыбки в ее глазах, выбившейся из прически пряди.

Я заказал Симону граппу и кофе.

Бодиль никогда не пила граппу. С ней как с суши: дело вкуса.

Она пригубила напиток и склонила голову набок.

Потом глотнула еще и поставила стакан:

– Спасибо, это было неплохо.

Так просто: «неплохо».

Мы спустились к гавани и пирсу.

Моросило, однако на море стоял полный штиль. О борта рыбацких лодок и парусников чуть слышно плескались волны. Свет маяков дрожал на воде залива.

– Здесь можно купаться? – спросила Бодиль.

– Подростки иногда забираются на маяк и ныряют оттуда. Вероятно, чтобы произвести впечатление на девочек. Я бы не рискнул.

– А что ты делаешь, когда хочешь произвести впечатление на девочек?

– Я слишком много говорю. Пляж немного дальше.

– Там купаются?

– Да.

– Пойдем?

– Если хочешь.

Она взяла меня под руку, и мы не спеша направились к пляжу. Берег был каменистым, но альтернативы не наблюдалось. Можно нащупать в воде камень – опору для ног. Правда, на пляже в Сольвикене пространство между скалами залили цементом и установили лестницу, спускающуюся к воде.