Матс Ульссон - Наказать и дать умереть

– Я думаю, ты мог бы писать сценарии для моих фильмов. Там все не всерьез, надеюсь, ты понимаешь. Но я покажу тебе, как бывает по-настоящему.

Левая лодыжка снова заныла, но я мог ею шевелить.

– Чистилище, – произнес он. – Знаешь, что это?

Я молчал.

– Ты онемел? Чистилище – через него сейчас пройдет фрёкен Карлберг, и я хочу, чтобы ты это видел. Потом мы поговорим.

Невидимые стальные обручи все еще сжимали грудную клетку, но легкое покалывание в ладонях и пальцах вселяло надежду на возвращение способности двигаться.

– Сколько ударов ей нужно, как считаешь?

– Ни одного.

Бергстрём расхохотался:

– Я полагал, что ты человек с юмором.

Он взял трость, которая стояла у стены, и уставился на нее, будто видел впервые.

Я должен был разговорить его и оттянуть время.

– Это та же, что в фильме?

– Из Глазго, – кивнул Бергстрём.

Он зажал трость между пальцами и заулыбался, любуясь ею.

Роджер прав: такое не купишь в магазине товаров повседневного спроса.

– В Нью-Йорк тоже ее брал?

Герт-Инге повернулся и пристально посмотрел мне в глаза:

– Что ты об этом знаешь?

– Ты наследил по всему миру.

Бергстрём раскрыл рот, но тут же его захлопнул.

– Помнишь Бренду Фарр?

Он не ответил.

– А она тебя помнит, – продолжал я. – Даже сравнила с генералом танковых войск Паттоном.

– Ты…

– Я был везде и со всеми встречался. Кто из них тебе больше понравился? Кто лучше удовлетворил? Бренда Фарр, Мария из Хальмстада, Анли из Капстадена? Сколько их было? И главное, как ты их выбирал?

– Ты ничего не докажешь.

– Почему? Думаю, Анли тебя опознает, как это сделала ирландка из Копенгагена…

– Так я и знал, – прошипел Бергстрём. – Мне следовало…

– Убить ее?

Бергстрём покачал головой, отставил трость и вышел в другую комнату.

Он принес оттуда кресло и поставил наискосок от скамьи Лизен. Потом поднял меня, подтащил и опустил на мягкое сиденье.

Я сидел как истукан.

– Итак, действие первое, – объявил Бергстрём. – Сейчас ты увидишь.

Он повернулся к граммофону, щелкнул тумблером. Послышался треск, механическое повизгивание, а потом из-под иглы полилось: «…got myself a crying, sleeping, walking, talking living doll…» [70] Получил плачущую, спящую, ходящую, говорящую живую куклу (англ.) .

Бергстрём встал у скамьи. Поднял над головой трость. Прищурился, словно прицеливаясь. В этот момент я вытолкнул себя из кресла, однако, не рассчитав силы, рухнул ничком и остался лежать на полу. Падая, я задел плечом ногу Бергстрёма, от неожиданности он потерял равновесие и отлетел к стене. В проигрывателе хрустнуло, игла со скрежещущим звуком побежала по пластинке, и Бергстрём рухнул на меня всем своим весом.

Я завопил от боли в правом подреберье.

– Черт, я-то думал, ты парализован! – закричал Бергстрём, вскакивая. Потом поднял меня за плечи. – Стоять можешь?

Но стоило ему отпустить меня, и колени мои обмякли. Бергстрём снова подхватил меня, усадил в кресло и повернулся к граммофону.

– Ты сломал ее, – заскулил он, осматривая пластинку. – Знаешь, как давно она у меня? Это от матери.

Если бы не боль в загрудине, я бы пожал плечами. Через пластинку пролегла трещина.

Бергстрём смотрел на меня мутными, без блеска, глазами. Потом медленно покачал у меня перед носом указательным пальцем и повернулся к Лизен:

– Она за это заплатит. Шесть дополнительных ударов. Это справедливость.

– Ты следил за мной в Копенгагене? – проговорил я.

– Не твое дело.

– А на бензозаправке в Сведале?

– И это тебя не касается.

– Зачем ты убил Юстину Каспршик?

Вопрос застал Бергстрёма врасплох. Он задумался.

– Ты уверен, что это сделал я?

– А Ульрику Пальмгрен?

Его лицо расплылось в улыбке.

– Она ведь нравилась тебе, так? Я читал чепуху, которую ты ей писал.

– А что насчет девушки с бензозаправки?

– Так, невинное развлечение.

– А Санделль, Грёнберг?

– Чертовы шуты!

– Как ты проник в номер Санделля?

В глазах Бергстрёма отразилось недоумение, будто он не понимал, почему меня это интересует.

– Ко всем комнатам отеля имеются дубликаты ключей.

– А где ты раздобыл снимок, который подложил в мой почтовый ящик?

Бергстрём покачал головой, он улыбался.

– Тебе не обязательно все знать.

– Оставь Лизен, она ничего тебе не сделала. Высеки меня, в конце концов.

– Ты болтаешь чушь, – усмехнулся Бергстрём. – Мне известно о тебе достаточно, чтобы ославить на всю Швецию. Сам удивляюсь, почему до сих пор не сделал этого. Но мы весело поиграли, правда?