Станислав Рем - Принимая во внимание

– Ну, как жильё? – поинтересовался Глебский, скидывая пиджак.

– Нормально, – первым отозвался Хохлов, вставая с кресла.

– Третий сорт – не брак! – в свою очередь, добавил с улыбкой стоявший у окна старший лейтенант Егоров. – Хотя бывает и лучше.

– Телефон в номере есть?

– Откуда, Андрей Сергеевич? – искренне удивился молодой человек. – Это же не «Интурист»!

– Жаль. Александр Константинович, а где у вас ближайшее почтовое отделение?

– Так вы от нас звоните. – ответил вошедший следом за Глебским Малышев.

– А если приспичит?

– В таком случае здесь недалеко. В квартале от нас. Угол Амурской и Пионерской. Ориентир – ресторан «Восток».

– Вот и ладушки! Ну что, Александр Константинович, ещё кого кроме секретаря для осмотра кабинета будете звать?

– Зачем? – искренно удивился Малышев.

– И то верно. Хохлов, а ну-ка ещё разок осмотри оттиск печати.

– Для чего? – Теперь пришла очередь удивиться Егорову. – Я же уже смотрел.

– Для уверенности. И, так сказать, для подстраховки. А ты, Нестор, пока старшие по званию будут делами заняты, бери секретаря, спуститесь к дежурному, возьмите печать и дубликаты ключей.

Малышев тяжело опустился на кожаный диван и прикрыл глаза. И откуда на его голову свалился этот подполковник? Весь день псу под хвост. «Да, Василий Трифонович, – мысленно проговорил майор, – даже при жизни вы бы не смогли устроить более подлянистую вещь, нежели то, что происходит после вашей смерти».

Двери распахнулись. На пороге появились Егоров и секретарь Иванова, двадцатитрёхлетний, жердиноподобный Сысоев, один из немногих контрактников областного управления.

Хохлов взял принесённую печать, внимательно её осмотрел, потом ещё раз наклонился над оттиском.

– Товарищ подполковник, – после минутной паузы наконец вынес вердикт капитан. – Оттиск соответствует печати!

– Что ж, товарищи, давайте пройдём в апартаменты. – Глебский кивнул головой в сторону секретаря, и тот, бросив быстрый взгляд на Малышева, молча вставил ключ в замочную скважину.

Из дневника сотрудника Амурского областного

управления государственной безопасности

старшего лейтенанта Проклова В.В.

07 ноября 1966 года

«…стояли в оцеплении. Замёрз, как цуцик. В Москве на Октябрьские праздники намного теплее. В прошлом году, когда мы шли по Красной площади, я был одет в тонкое, демисезонное пальто. И не замёрз. Даже шапку не надевал. А тут минус двенадцать! Снег, метель. Кошмар! А стоять четыре часа. Хорошо, с Яремчуком менялись. То он в «газоне» погреется, то я. Сейчас пишу, а руки немые, деревянные. Как говорят в народе, колом стоят.

Только это всё ерунда! Я счастливый человек! Кто бы мог подумать, что комсомол меня специально пошлёт сюда, на Дальний Восток, чтобы я встретился со своим будущим? Надо же, а?

Моё будущее зовут Светлана. Она носит толстую, длинную, почти до пояса, косу. Имеет хрупкую фигурку, курносый носик, чёрные, обворожительные глаза и весёлый, взбалмошный характер.

Времени у меня мало, потому как нужно бежать на кухню, помогать Свете и дяде Саше готовить праздничный обед. Точнее, ужин. На мне лежит разделка селёдки и чистка картофеля. Но я всё равно пару строк ещё допишу. Потом, как руки просто чешутся поделиться радостью.

Со Светой мы познакомились десять дней назад. Я так думаю, это дядя Саша специально подстроил нашу встречу. Позвал меня к себе, в институт, на кафедру. Даже не помню, зачем. Помнится, жутко в душе ругался по поводу того, что после работы, а в тот день пришлось изрядно помотаться: проводилась учебная тревога на первой заставе, а я вместо того, чтобы идти домой, тащился к нему. Всю дорогу, от управления до БГПИ [16] БГПИ – Благовещенский государственный педагогический институт им. Калинина. В настоящее время – университет. , а это три квартала, мой рот не замолкал ни на минуту и тихонько матюкался. А голова всё не могла понять: на кой я понадобился старику в институте вечером?

Но когда моё бренное тело вошло в старое здание учебного корпуса, после чего поднялось по гулкой металлической лестнице на второй этаж и прошло на кафедру филологии, то все матюки вмиг выветрились из головы, а внутри всё, что там имелось, оборвалось. Не помню, что говорил я, что мне отвечал Александр Олегович, но зато помню её смех и голос. И глаза! Чудо, какие дивные глаза!

Мы стали встречаться. Странное слово: «встречаться». Впрочем, человечество так до сих пор и не изобрело путного другого, для того чтобы описать в точности подобные взаимоотношения мужчин и женщин. Люди встречаются на вокзалах, в аэропортах. В кафе. Случайно или по договору. А мы не встречались – мы бродили по городу: по улице Ленина, мимо её института, в сторону кинотеатра «Октябрь». Или же меняли маршрут и шли к Первомайскому парку. Но чаще всего гуляли по набережной. Я держал её руку, слегка сжимая узкую ладошку, крепко, но не сильно, только так, чтобы она хоть чуточку чувствовала то, что чувствую я. Когда становилось холодно, согревал ладошку в своём кармане.