Станислав Рем - Принимая во внимание

– Ничем. – Малышев широкой ладонью правой руки потёр лоб, словно пытаясь стереть из памяти неприятные воспоминания. – Василия Трифоновича мы не дождались. Проторчали в своих кабинетах до двадцати трёх, но нас так никто и не вызвал. Где-то в начале двенадцатого ночи, точное время назвать не могу, позвонил лейтенант Козлов. Сообщил, мол, товарищ полковник уже дома, отдыхает, будет нас ждать утром. И что мы можем быть свободны.

– И?

– Что и? Поехали по домам.

– Это понятно. Что было на следующее утро?

– Ничего. Иванов меня к себе так и не вызвал.

– А Проклова?

– Виктора, насколько знаю, тоже.

– Странно. – Глебский пригладил рукой редкие волосы на голове. – Иванов что, не мог лично позвонить?

– Мог.

– А почему поступил иначе? Почему поручил данную миссию Козлову?

– Понятия не имею.

Подполковник на секунду прикрыл глаза: жутко хотелось упасть на горизонтальную поверхность и уснуть. В самолёте выспаться не смог: хоть и летели в ночи, но постоянный гул двигателей, а потом ещё и пересадка в Красноярске полностью разрушили ритм жизни подполковника.

– И всё-таки какова причина, что Иванов позвонил именно Козлову, а не одному из вас? Почему именно через Козлова, а не через секретаря, в конце концов? Последний что, на больничном был?

– Нет.

– Тогда непонятно.

Малышев с минуту раздумывал, как ответить. После чего произнёс:

– Иванов Козлова опекал.

– В смысле?

– В смысле патронировал. Курировал. Как ещё пояснить?

– В чём это заключалось?

– Во-первых, Козлов точно в срок, даже чуть ранее, получил повышение в звании. Не показатель, но тем не менее. Во-вторых, Иванов его сделал секретарём парторганизации управления.

– Что значит «сделал»? – не понял Глебский. – У вас что, секретарей назначают, а не выбирают?

– Да брось ты, подполковник, – скривился майор. – Будто не знаешь, как это делается?

– Знаю. Только на данную должность, тем более в областном управлении, ранг должен быть чуть повыше, чем старший лейтенант.

– На меня намекаешь?

– Никакого намёка. Прямой текст. Причину, по которой Иванов решил поставить своего человека во главе партийной ячейки, полковник объяснил?

– Кому?

– Понятно. Значит, Василий Трифонович протежировал лейтенанта. Молодым везде у нас дорога! Под прикрытием демократического централизма, и всё такое прочее… А что Козлов? Нравилось ему пребывать в данной роли?

– Почём я знаю? – словно от зубной боли, поморщился Малышев. – Спроси у самого Козлова.

– Спрошу. Обязательно. Смотрю, ты лейтенанта недолюбливаешь.

– А он не девка, чтобы его любить! – отрезал Малышев. – Слушай, если у тебя больше нет вопросов, отпусти. Дела. Я и так сегодня половину рабочего дня тебе посвятил.

– Не мне, а расследованию, что, как говорят в Одессе, есть две большие разницы.

Малышев поднялся с места, но Глебский его удержал:

– Извини, майор, но всё же попрошу остаться. Мы хотим сегодня осмотреть кабинет Иванова. В твоём присутствии. А также в присутствии секретаря Василия Трифоновича. Мои люди будут с минуту на минуту. Так что, давай продолжим беседу.

– В таком случае предлагаю спуститься на первый этаж, в буфет. – Малышев первым направился к двери. – Разносолов не обещаю, но горячее будет.

Когда мужчины утолили первый голод, Глебский, вытерев рот салфеткой, произнёс:

– Скажи, Константинович, каков был покойный Иванов? В смысле, как человек?

Малышев подвинул к себе тарелку со вторым блюдом, поковырял в нём вилкой, отставил в сторону. Подполковник не торопил майора с ответом.

– Как человек? Трудно сказать. Мы с ним близко не контактировали. Только по службе.

– И что, не встречались во внеслужебной обстановке? К примеру, на праздниках? Дне рождения? У вас не отмечали Новый год? День Советской армии?

– Отчего ж. Отмечали. – Малышев взял стакан с чаем. – Редко. Да Иванов особо себя на таких мероприятиях не проявлял.

– Песен не пел? Тостов не произносил? О героическом прошлом не вспоминал?

Малышев внимательно посмотрел на собеседника:

– А почему ты с такой ехидцей выделил слово «героическом»?

– Да так, вспомнилось. – Глебский с удовольствием поглощал гречневую кашу с рыбой. – У меня есть один знакомый. Так он, когда выпьет, всё свою боевую молодость вспоминает. Как один со всей фашистской Германией воевал. Послушаешь его, так обида душу терзает: и почему такому мужику звание Героя до сих пор не присвоили?

– Не понял.

– Перестань. Всё ты прекрасно понял. Небось в голове-то сейчас прокручиваешь одну мысль: и чего это москвич ко мне прицепился? Василий Трифонович оттуда прибыл – из Первопрестольной! А значит, можно было бы и на месте, перед командировкой, до вылета, о нём всё узнать. Ведь так, Константинович?