Вечером сидели на остывающей гальке у полосы прибоя. Из тёмной дали набегали волны. У горизонта медленно ползли огоньки судов.
– Я список кораблей прочёл до середины, – сказала Машка. – Никогда бы не подумала, что со мной такое может произойти.
Он засмеялся.
– Список ещё не прочитан, Машка… вся жизнь впереди!
– А вот и не вся, Ванечка. Две трети уже прожили. Поздновато мы с тобой встретились.
– Зато что осталось – наше.
– Наше, – подтвердила она и пошла к воде. Слышно было, как под её ногами хрустит галька.
– Купаться будем, кооператор? – крикнула из темноты. – А голыми? Слабо?
Какие это были годы!
Ощущение силы и счастья переполняло его. Бизнес летел на крыльях. Дома ждала любимая.
В девяносто шестом Иван уговорил Машку пойти на встречу класса. Хотел похвастать, к чему привёл школьный роман.
Да Силва на встречу вроде не собирался.
– Не до нас сейчас Ваське, – сообщил Джо, – высоко взлетел дружбан наш.
Оказывается, в капитане Сильвенко сработали-таки гены предков-пиратов: моряк сумел оседлать приватизацию пароходства и стал практически его владельцем. Логистика, недвижимость, отели на тропических островах…
– Олигарх, в общем, – подвёл итог Джо.
Машка с Иваном стали гвоздём вечера: счастливые, богатые, успешные. Бабы глазели завистливо.
Отплясывали под хиты семидесятых. Вдруг по залу прошла волна. Иван оглянулся. Сквозь дым на него упал тёмный взгляд.
Послышался ломкий голос Машки:
– Василий, не смей.
Да Силва приближался неспешно. Упала мёртвая тишина. Со стороны окна обстановку сканировал мускулистый Джо.
– Не погань людям вечер, да Силва, – сказал Иван.
– Вот слова честного, порядочного человека, – учтиво отозвался да Силва, – слова джентльмена, не склонного разрушать семьи…
Тут-то Иван ему и врезал.
Разбили зеркала, поломали большой фикус. До милиции дело не дошло – гений переговоров сунул пачку купюр кому надо. Машка наорала на обоих мужей. На прощание те пробуравили друг друга суровыми взорами.
Прошло восемнадцать лет. Но взаимную неприязнь эти годы не остудили.
Он выволок из дровника козлы, размотал кабель пилы, взвесил в руке колун. В иной день не стоило бы заниматься хозяйством в этакую хмарь. Но сегодня душа просила. С низкого неба сыпалась снежная крупа. Иван крякнул, решительно установил козлы и бросил на них первое бревно.
Пилить дрова он не любил: слишком механическое занятие. Другое дело – колоть напиленные по размеру чурбачки. Финский колун ловко лежит в руках, полешки разлетаются с сухим треском, эхо ударов отскакивает от дома.
Поработать сегодня стоило: впереди зима, обещают – аномально холодная. В интернетах пишут, такая случается раз в сто лет.
– Точно собираешься с ним встречаться?
Машка подошла неслышно. Стояла, кутаясь в тёплый платок, глядела недружелюбно.
– Накинула бы ватник. И варежки. Руки замёрзнут, а тебе вредно…
– Так точно намерен?
– Это бизнес, Маша. У меня перед Майклом обязанности.
– Становиться смешным тебя никто не заставляет.
– Смешным?
– А то не понимаешь… ладно, пошли чай пить. Мне сейчас наливать трудно, поухаживай.
– Пилу только спрячу. Сопрут ведь.
Её резиновые сапоги оставили на тающем снегу тёмные следы. На сарай села здоровенная ворона, покосилась с интересом. «Кыш» – машинально сказал Иван. Ворона оглушительно каркнула и улетела.
– Не понял насчёт смешного, – сказал Иван, ставя на стол кружки. – Объясни по-человечески.
– У тебя, Ваня, шея длинная. С трудом доходит.
Как всегда, она грела руки о кружку.
– Только-только за дело принялся, и вот уже, хоп! – ты должен советоваться с мужиком, который тебе морду бил. Отличный партнёр, ничего не скажешь! А отношения ваши берётся наладить видный член партии жуликов и воров, у которого на роже – печать кристальной честности…
– Маш, ну что ты, чес-слово… человек такую карьеру сделал… сам, без богатенького папочки, это уважать надо…
– Карьеру? Какую карьеру? Учёного, врача, архитектора? Нет, он сделал карьеру жополиза и прохвоста. Всегда чуял, зараза, под кого подстелиться. Нет, Ваня, я это уважать не буду. И тебе не советую.
– Уж больно ты сурова.
Взгляды жены на власть Ивану были хорошо знакомы. В целом он их поддерживал, не одобрял только Машкиного фанатизма. Ну да, наверху – ворьё, дело известное. Но ведь везде так. И везде люди свою власть терпеть не могут. Закон природы. Иван предпочитал не слишком углубляться в тему: что толку? Такова жизнь. Изменить её невозможно.
Читать дальше