Игорь Сидоров - Никогда. Высокие технологии, любовь и смерть в холодной стране

Дальше было ещё невероятнее: Васька жил в отдельной комнате, у него имелся собственный письменный стол!

– Можешь посмотреть пока книги. Я домашнее задание добиваю.

– А я уже, и французский успел.

– Не, это по английскому, – вздохнул Васька. Школа у них была с французским, но английский в семье потомственных моряков считался обязательным, родители наняли Ваське домашнего учителя.

В соседней комнате раздался мужской бас, филёнчатая дверь распахнулась. На пороге стоял самый настоящий капитан в кителе с золотым шитьем. Изогнутая трубка испускала великолепный аромат.

– Здравствуйте, – просипел Иван, съёжившись на стуле.

Мужчина приблизился, аккуратно приподнял его за плечи и ласково посоветовал:

– Когда входят старшие, надо привстать… Ну-с, как тебя зовут?

Иван вытянулся столбом и, обмирая, назвался шёпотом.

– Что ж, Иван, наслышан о тебе, – благосклонно сообщил капитан и прошёлся, поскрипывая штиблетами. Иван глядел во все глаза: отец дома ходил в сбитых тапках. – Нам будет приятно, если ты станешь приходить к Василию – поиграть, позаниматься. Можешь читать книги из нашей библиотеки… только аккуратно. В общем, ты нам понравился. Будьте с Василием друзьями.

Потный и красный Иван не знал, что ответить.

Капитан усмехнулся, потрепал по вихрам:

– В подобных случаях говорят «спасибо».

Он повернулся к Ваське и заговорил на чужом языке. Васька отвечал тем же.

– Хочешь, научу английскому? – спросил Васька, когда отец ушёл.

– У меня не получится.

– Ещё как получится! Вот, смотри… это читается как «зе». Ну, повтори!

– Зе, – послушно отозвался Иван.

К пятому классу, когда начался французский, он вполне прилично болтал по-английски. Француженка очень удивлялась.

Были они обыкновенными ленинградскими пацанами. В школу пришли в серых гимнастёрках, туго перетянутых сталинскими ремнями, выпускные сдали за год до полёта человека на Луну. Десятилетие надежд. Дороги открыты, дружба – навсегда, а войны, конечно, не будет.

Наивные шестидесятые рухнули в небытие. Впереди пластались глухие, холодные десятилетия. Многие из класса спились, легли в могилы до срока.

Но рок этот не коснулся Четвёрки.

Появление одессита Васьки сыграло решающую роль в становлении компании. Василий был солиден в разговорах со взрослыми, мягкое одесское произношение выглядело стильно. Иван мог собрать радиоприёмник из чего угодно и знал всё об американской орбитальной программе «Джемини». Лёха умел договариваться с людьми. Жека – баскетбольный бог школы. Вчетвером они могли заткнуть за пояс кого угодно.

Запойное чтение домашней библиотеки семьи Сильвенко наложило неизгладимый отпечаток на речь и манеры Четвёрки. После «Одиссеи капитана Блада» Васька принял имя грозного адмирала Васко да Силвы. Иван и Лёха на подобную наглость не решились: пиратские имена не вязались с плебейскими рожами. Жека стал лаконичным Джо.

Однажды резались в дурака в комнате, уставленной тяжёлой резной мебелью. Ивану нравились большие рыцари чёрного дерева, охранявшие дверцы шкафа.

– Откуда у вас такие? – без всякой задней мысли спросил он, кроя Васькиного козыря.

– Что откуда? – рассеянно переспросил да Силва. – А, эти… снизу, из холла.

– Какого ещё холла?

– Внизу, как входишь, был холл с коврами. Это же дом моей бабушки.

– В каком смысле?

– При царе наша бабушка владела этим домом. Она дворянкой была, после революции ей оставили эту квартиру. А остальное, конечно, отобрали.

– Так ты, получается… дворянин? – Иван был потрясён.

– Вроде того, – подтвердил да Силва и зверски вытаращил глаза. – Твой ход, холоп!

Девятый и десятый катились к финишу. Да Силва налегал на математику: капитанова наследника ждала Макаровка. Лёха увлёкся комсомольской работой, пропадал в райкоме. Иван тосковал на уроках, кося глазом на профиль с нежным пушком над верхней губой и вызывая радостное ржание класса ответами невпопад. Джо фанатично рубился в баскетбол.

Внешний мир в это время бурлил.

– Чего чехи-то волнуются?

– Социализм хотят какой-то другой, – сурово отозвался Джо. – Мало им, что мы их от фрицев освободили.

– А, – сказал Иван.

К экзаменам родители разорились на костюм – импортный, польский. Подступали щемящие белые ночи. По вечерам Иван с Машкой нарезали круги вокруг садика, в который выходили низкие окна её квартиры. Окно с треском распахивалось, раздавался сердитый глас:

– Маша, сколько можно! Тебе завтра вставать!