Они начали встречаться. Поначалу – стесняясь странного импульса, неумолимо толкавшего к сближению. Оба ощущали неудобство, приводящее в смущение: взрослые люди, а как подростки… на пятом-то десятке?
Машка переживала этот взрыв влечения истинно по-женски. Когда Иван рассказал о своей прежней жизни, о развалившейся семье, порывисто вздохнула:
– Теперь найдёшь себе молодую…
– Эт-то ещё почему?
– Первый брак часто по глупости. Второй – осознан. Во втором браке жена всегда моложе мужа.
– Ты мудрая черепаха Тортилла, – сказал он.
Оба старательно делали вид, что эти встречи – просто дань щенячьей любви-дружбе двадцатилетней давности. Мы же друзья, да? У каждого своя жизнь, мы взрослые люди. Разве взрослым людям запрещено встретиться, вспомнить былое? Нет тут ничего дурного.
Мобильных телефонов ещё не знали, Иван Машке звонить домой не мог – не стоило наводить на неприятные размышления потомка пиратов. Вечерами она выходила прогуляться и звонила из телефона-автомата.
Ивана это удивляло: неужто Васька не видит ничего странного в регулярных вечерних отлучках жены? Однажды прямо спросил об этом. Был вечер, сидели в заросшей аллее парка. Машка не отвечала, он открыл было рот продолжить расспросы и с ужасом увидел, как по её щекам текут слёзы. Потом она говорила, задыхаясь, сморкаясь, безуспешно пытаясь отыскать сухое место на промокшем платке.
Машка была примитивно несчастна с мужем-капитаном. В деталях Иван не разобрался, женские доводы, он знал, надо делить на десять. В сухой остаток выпали отсутствие рейсов, грошовое жалование, нарастающее Васькино отчуждение, а в качестве бонуса – необходимость самой таскать с рынка пресловутую картошку.
– Все так живут, Маш, – осторожно сказал он.
Проходившая мимо молодая мама с коляской косилась с любопытством.
– А я… не хочу… так… – еле выговорила Машка, с отчаянием глядя на коляску. – Я же… не виновата…
– В чём?
Она уткнулась в его плечо. Её плечи тряслись.
…Оба страстно желали ребёнка. Но – не получалось. Сначала это казалось случайностью: бывает, не всё сразу. Затем начались хождения по врачам. Те смотрели сочувственно, однако помочь не могли: неизлечимое бесплодие. Василий почернел. Сын был его мечтой: наследник, будущий капитан, который продолжит славный род моряков Сильвенко. Молчал неделями, смотрел в сторону. Временами становился приторно вежливым – «лучше бы побил», всхлипнула Машка. Приноровился пропадать на работе, а то и вовсе не ночевать дома. На Машкины упрёки отвечал ироническими усмешками. Когда же та нерешительно заговорила об усыновлении детдомовского ребёнка, взорвался – «Мне подделок не нужно!». Глаза налились кровью, губы тряслись, усы топорщились. «Ты меня обманула!».
Ночевал капитан в кабинете на диване. Наутро всё вроде бы успокоилось. Но в доме Сильвенко звучали теперь только разговоры о погоде да вечно включённый телевизор.
– Дура я, что тебе рассказала, – еле слышно прошептала она. – Забудь, забудь!
– Машка!
Она вырвалась, вскочила, побежала. Он ринулся за ней. Но не успел: Машка тормознула какие-то жигули, упала на переднее сиденье, машина резко взяла с места.
Она исчезла на месяц. Иван не находил себе места. В конце концов подкараулил возле школы, в которой она работала, догнал. Машка нервно огляделась.
– С ума сошёл? Нас же увидят!
– Плевать.
– Тебе плевать, а мне – нет. Бабы завистливые, по школе слухи пойдут…
– Поехали ко мне. Надо поговорить.
Она стояла, покусывая губы. Неохотно кивнула.
Он привёз Машку в хрущёвскую двушку, оставшуюся от родителей. Она бродила по квартире. Увидела над письменным столом фотографии в рамках. На одной четверо мальчишек скалятся в объектив, на другой – она сама в школьном платье. Провела пальцем по стеклу. Не оборачиваясь, спросила:
– Моя фотка с тех пор тут?
– С тех пор.
– А вот у меня твоего снимка нет, – сказала задумчиво. – Ты поговорить собирался?
Он осторожно обнял её. Она не отстранилась.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Не уходи. Я люблю тебя. Бросай своего капитана. Выходи за меня замуж.
– Ванька, – голос был недоверчивым, – что за фантазии? Сейчас нам по сорок, вид ещё товарный. А будет по шестьдесят? Ты – бодрый моложавый мужчина, я – старушка. На фиг я тебе, такому видному, в шестьдесят?
– Но я же люблю тебя, – возразил он, – и всегда любил. Мало мы ждали, что ли?
Осенью девяностого Сильвенко развелись, вскоре Иван с Машкой расписались. Прямо из ЗАГСа ринулись в Пулково и оказались в Греции.
Читать дальше