Алексей Хапров - Петля анаконды

У меня зародился план дерзкой оперативной комбинации.

Я изучающе посмотрел на Сапаха. Крепостью духа он явно не блистал. Постоянная нужда, унижения, голод сделали своё дело – его нервишки были донельзя растрёпаны. А разрушенная психика, как известно, хорошо поддаётся внушению. Если его обработать Н-5 [8] Н-5 – сильно действующий психотропный препарат, подавляющий волю и делающий человека восприимчивым к внушению. Присутствует в арсенале спецслужб. , он превратится в податливый пластилин, из которого можно лепить всё, что угодно.

Эх, знал бы я, что мне предстоит такая встреча, то взял бы этот Н-5 с собой!

Делать нечего, придётся за ним съездить – препарат находился у меня дома (я жил на съёмной квартире). Вот только бы этот малец никуда не убежал.

– Вот что, Сапах, – заботливо проговорил я, выразительно поглядывая на часы, – мне тут нужно отлучиться по одному делу. Я, собственно, на него и шёл. Но ты никуда не уходи. Будь здесь. Я скоро вернусь. А чтобы тебе не было скучно, давай я организую тебе обед. Надеюсь, ты не против пообедать?

Я подошёл к официанту, дополнил заказ несколькими блюдами, сразу расплатился, добавив к сумме счёта ещё десять динаров, чтобы официант присмотрел за моим подопечным и, в случае чего, не дал бы ему уйти, и «смотался» домой.

Когда я вернулся обратно, Сапах продолжал сидеть на прежнем месте. Его порядком развезло. Он откровенно осоловел.

– Ну что, не скучал? – дружелюбно осведомился я.

Лицо юноши расплылось в хмельной улыбке.

Подойдя к барной стойке, я купил две кружки пива, отошёл с ними в уголок, поставил на стол и, сделав вид, что пытаюсь как-то поудобнее их взять, высыпал в одну из кружек привезённый из дома порошок, – тот быстро растворился, – после чего подошёл к нашему столику и поставил её перед торговцем. Тот принялся жадно пить.

«Давай-давай, – подумал я и скосил глаза на часы. – Н-5 начинает действовать через пятнадцать минут. До этого времени парнишку нужно развлечь какими-нибудь разговорами».

Я уже не помню, о чём я ему говорил. По-моему, обо всём понемногу: о погоде, о футболе, о ценах здесь и за рубежом. Но когда секундная стрелка отмерила пятнадцатый круг, я прекратил нести всякую чушь и приступил к главному.

– Что же у вас за страна? – горестно вздохнул я. – Нищета, безработица, повальная коррупция. Знаешь, почему вы так плохо живёте?

– Почему? – заплетаясь, спросил Сапах.

– Потому, что молчите. На ваши шеи уселась кучка негодяев, вас беззастенчиво грабят, а вам хоть бы что. Вы терпите их, как безвольные овцы.

Я наклонился к нему и понизил голос:

– Нужно бороться за свои права. Нужно отнять у этих зажравшихся и оборзевших от своей безнаказанности отщепенцев то, что по праву принадлежит вам. Ведь всё их богатство – это то, что они отняли у вас.

И я, старательно модулируя голос, произнёс пламенную речь о необходимости революционной борьбы.

– Тебе известны такие имена, как Робеспьер, Мартин Лютер Кинг, Че Гевара?! Эти люди принесли себя в жертву во имя народного счастья. Они стали символами освободительной борьбы! Их имена священны! Но у вас таких лидеров нет, поэтому ваши властители и делают с вами всё, что хотят. Вы их боитесь, и они этим пользуются. А нашёлся бы мужественный человек, который не побоялся бы обратить на себя внимание – у-у-у, у вас такое бы началось!

– Это как, обратить на себя внимание? – поинтересовался юноша.

– В том плане, чтобы сделать что-то из ряда вон выходящее, – ещё сильнее понизив голос, пояснил я. – Совершить поступок, который бы всколыхнул всю страну, и какой будет под силу далеко не каждому. Ты когда-нибудь слышал про Яна Палаха?

– Нет, – выдавил Сапах.

– Давай я тебе о нём расскажу, – предложил я. – Ян Палах – это молодой парень, твой ровесник, студент. Он жил и учился в Праге. В 1969 году, когда Советский Союз ввёл в Чехию свои войска… точнее, в Чехословакию, тогда эта страна называлась именно так… чтобы потушить вспыхнувшую там революцию, он, в знак протеста против советской интервенции и подавления гражданских свобод, вышел в центр города, облил себя бензином и поджёг. Этот его акт самопожертвования имел огромный резонанс как в его стране, так и во всём мире. Он стал символом сопротивления коммунистическому режиму, и память о нём до сих пор живёт в людских сердцах. Сам того не ведая, он своим героическим поступком способствовал началу развала коммунистической системы. И когда через двадцать лет та рухнула, его именем назвали одну из пражских площадей.