Кирилл Берендеев - Не судьба. Роман о восьмидесятых

– Так я получаю сто пятьдесят, Михалыч, не забывай. И потом шарфы и флаги, они ж зимой не греют. А от хоккея нас отогнали.

Дворник пробурчал что-то в ответ, наша квартирантка, одевая туфли, заметила, уходя:

– Михалыч, не их грабить надо, сам стадион. Билет полтинник, болельщиков под завязку, вот и считай. Тысяч десять только так.

– Это тебе считать, вы, молодые, вам надо выматываться из этой дыры поскорее. А я и тут доживу.

Хотя ему всего-то сорок два. Родился в оккупации, мать никогда не уточняла, от кого. Этим вопросом и так слишком часто интересовались разные надзорные органы. Но сколько ни копались, особенно сразу после освобождения от фрицев, ничего крамольного не нашли. Поразили в правах мать, но и успокоились. Сына не тронули. Хотя злые языки и по сей день, верно, твердят, что от полицая понесла, ходил тут один Рудольф, высокий, статный, учтивый, на русском хорошо изъяснялся, детям шоколадки дарил, дам угощал в ресторанчике у вокзала. Но талдычат втихую, на кухнях, чтоб другие не слышали. Тем более, дворник под окном. Правда, он там редко бывает. Зарплата ведь объемом или качеством работы не измеряется.

– Ладно, буду возвращаться, ограблю стадион.

– Там касс много, – крикнул я. Но она не услышала, хлопнула дверью, каблучки зацокали по лестнице. Я зачем-то поднялся, подошел к двери, окликнул ее. Ольга улыбнулась в ответ, кивнула, мол, позже поговорим.

– Во-во, – согласился Михалыч, – поговорите. Может, что и скумекаете на пару-то. А то сидите, главное, все вокруг воруют, а им хоть бы хны.

Не знаю, подначивал он или просто прикалывался, но вечером мы, спустившись позвонить, действительно стали обговаривать воскресный матч.

Так получилось, что наши бараки, как их неблагозвучно называли жители окрестных, куда более молодых домов, построенных в шестидесятых и продолжающих достраиваться и сейчас, до сих пор не телефонизировали. Да видимо, уже и не станут – раз поставлены под снос, а пускай он и случится только через тринадцать лет. Всем остальным дома были обеспечены – тепло и воду провели сразу при строительстве, «лампочками Ильича» обеспечили в начале тридцатых. Потом протянули кабель для радио, уже после войны, а когда кирпичный завод доломали, и на его месте стали строить панельные девятиэтажки, провели и телевизионную антенну. А про телефон как-то забыли. Что странно, ведь живем на отшибе, мало ли что может случиться. Та же скорая сюда добирается – да проще самому до больнички добежать, благо, рядом. За остальным же пожалуйте во двор, он большой, телефонов там поставлено четыре, неудивительно, что вечером вокруг них собирается толпа с двушками, которыми нервно постукивают в стекло говорящему, если надолго засядет. Такая вот большая коммуналка, на все четыре дома.

После трудового дня мне надо было отзвониться об удачном завершении дел. Когда я, ко всеобщему облегчению, уложился в минуту, и выскочил из будки, Ольга сидела на лавочке, глядя как я убираю книжечку с цифрами доходов. Я присел рядом.

– Хорошо прошло? – я кивнул.

– Да, сегодня хоть дождя не случилось. Ну и выиграли, чего еще желать.

– Все кассу сделали, – она улыбнулась. – Только ты как-то непразднично об этом говоришь.

Я пожал плечами.

– Наверное, вырос. Фанатом «Асбеста» я был до того момента, пока мне зуб новый не поставили. А с той поры как майки покупаю и раскрашиваю… ну, наверное, простым болельщиком стал.

– И не жалеешь? – я покачал головой. Мы еще какое-то время побеседовали на тему боления: Ольга припомнила, как ее бывший, с Шахт, терпеть не мог городскую команду и в противовес всегда болел за «Шахтер». Хотя где мы, а где Донецк.

– У нас в городе тоже немало фанатов команд из Высшей лиги. Кто-то болеет за «Спартак», кто-то за «Динамо» – неважно, Москва или Киев. А многие специально на толкучке покупают кассеты с записями матчей английской, испанской, итальянской лиг. Мы тоже не отстаем, с прошлого года, с чемпионата мира, майки продаем с номерами самых известных игроков.

– Наших?

– Нет, не обязательно Дасаев, Блохин или Черенков. Есть поклонники игроков и других сборных.

Я начал перечислять, рассказывая, как мы по кассетам пытаемся перерисовать форму национальных или командных футболок, но видя, что собеседнице это уже неинтересно, замолчал. Некоторое время мы так и просидели в тиши, слушая шелест разговоров в медленно убывающей очереди к телефону, освещаемой далеким фонарем – солнце давно уж закатилось, детей позвали ужинать и спать.