Кирилл Берендеев: Не судьба. Роман о восьмидесятых

Вообще, его отчество Петрович. Михайло́вич – это фамилия. Но уж та повелось, что все знакомые, близкие или далекие, склоняли именно фамилию так, как им хотелось, а обладатель ни разу не возражал против подобного. Так он и оставался Михалычем и для пожилых, и для молодых. И Ольга его сразу назвала так.

Она переехала к нам недавно, три месяца назад. Прежде комната пустовала, раньше в ней жила Пелагея Силовна, не то партизанка, не то разведчица, заброшенная в наши края еще во время оккупации немцами, да тут и оставшаяся. Истории этой старушки я вовсе не знал, да и переехал уже после ее кончины. А спустя пять лет, поскольку родичей никаких у нее не сыскалось, комнатка вернулась городу, а тот ее выделил бухгалтерше Ольге Скобеевой.

Так мы и познакомились. Сошлись быстро, но разве что дружески: кажется, даже намека на иное развитие отношений у нас не намечалось. Она отшучивалась моим первым робким попыткам поухаживать, да и я не особо старался. Раз уже попробовал жениться, да не случилось. С тех пор всего-то, как два года прошло, видимо, еще в себя не пришел после окончательного разрыва со своей первой любовью по техникуму. У Ольги было что-то похожее, но она особо в историю своей жизни никого пускать не собиралась. А я и не настаивал.

После того, как Михалыч окончательно заперся у себя и засел за радиоприемник – телевизора в его комнате не имелось – мы некоторое время постояли возле двери, потом разошлись. А утром, когда дворник быстренько вернулся с обхода территории, вдруг припомнили вчерашний разговор.

В тот день я особо не спешил, пятница. Все события начинаются ближе к вечеру, к началу футбольных гуляний. Наша команда в прошлом году наконец-то попала во Вторую лигу, и теперь неуклонно стремилась наверх. До заветного третьего места, дающего такое на лигу Высшую, оставалось всего ничего, чемпионат подходил к концу, конец сентября как-никак, а потому – каждая игра на счету. В сегодняшнем, перенесенном с июля, матче с «Ростсельмашем» и в воскресном, с лидером – гродненским «Партизаном» необходимо кровь из носу брать четыре очка, то бишь, побеждать и побеждать. Болельщики, без сомнения станут оккупировать стадион на Житной с обеда, дожидаясь шести вечера, времени начала матча. А дуделками, шапочками, шарфами и флагами, мы их постараемся обеспечить.

В эту пятницу работы у нас на швейной фабрике, расположенной в подвале многоподъездного жилого дома, прекращались, мы вытаскивали все, запасенное ко дню встречи фанатское барахло и развозили по нашим точкам у стадиона, стараясь чтоб и милиция отправленная с перекрестков на охрану спокойствия вокруг предстоящего матча, обеспечила нам минимум воровства и мошенничества. Если игра пойдет, мы сделаем хорошую кассу.

Все это я не раз объяснял Ольге, никогда особо не интересовавшейся какой-либо спортивной игрой, кроме, понятно, фигурного катания. Она только руками пожимала. Михалыч, устраиваясь у окна на бывшем кресле-качалке, теперь просто кресле, принесенном им из чьего-то подъезда, выражал общее мнение, что нас-то обворовать после матча – святое дело. Столько народа обшляпим, тысяч двадцать точно, ведь все билеты проданы.

Да, у нас умели и любили болеть. А еще драться с приезжими. Обычно успешно, но вот, когда прибыли фанаты ЦСКА на ответную встречу в рамках Кубка СССР пять лет назад, они нас побили по всем статьям. И на поле шесть – ноль, при том, что первая игра одной шестьдесят четвертой вышла сухой ничьей, и рядом с ним, гоняя и подростков, и милицию по всем окрестным улочкам. После того позорного события городское начальство стало выдавать правоохранителям лошадей, а болельщиков проверять на наличие горячительного и зубодробительного. Хотя все равно проносили и то, и другое.

Я с такой горячностью вспомнил тот памятный день, когда, можно сказать, лишился девственности как фанат и переднего зуба как посетитель стоматологической клиники, что Ольга все же заинтересовалась.

– Много у вас выручки ожидается? – спросила она, надевая плащ, денек сегодня выдался ветреным, мало того, к вечеру обещали дождь. То бишь, к самому матчу.

– Если будет ненастье, не очень. На воскресенье надежда, выручим тыщи три, наверное. Наш шеф почти пообещал.

– Вот ведь, кооператоры, едрить вашу душу, – не выдержал Михалыч. – За день гребете столько, сколько я… дай посчитать.

Со счетом у него не особо ладилось. Может, потому до сих пор прозябал в дворниках. Хотя, ему самому нравилась работа на улице, неважно, снег или жара. Он помахивал метелкой или скребком – большей частью под окнами ЖЭКа – получал, вне зависимости от качества проделанных работ, свои сто двадцать, и все его устраивало.