Рената Окиньская - Кумир для Страховидлы

Через несколько минут ко мне присоединилась мрачная Ингрид.

–

Что такая невеселая? – поинтересовалась я.

–

Да девчонки переругались в отделе. Кому-то надо сходить в холодильник, отнести свежие документы. А они все решить не могут, кому же идти. Пальцами друг в друга тычут и кричат: «Сегодня не моя очередь»! Как будто их на край света посылают!

Вслед за ее словами открылась дверь, оттуда нервным шагом вылетела Маша Коробицина и быстро направилась к холодильному складу.

– Ну вот, нашли козла отпущения, – едко прокомментировала Ингрид. – Гм… Точнее, козу…

–

Не понимаю, почему они так не любят туда ходить? – пожала плечами я. – На другие склады их просто посылать опасно, застрянут на тысячу лет, а как речь о холодильнике заходит, так все под стол прячутся…

–

Да просто на остальных складах потрепаться можно, – выразила Ингрид свое мнение, – посплетничать и глазки построить. А в холодильном работают суровые мужчины, им не до болтовни. Ну, про Диму я не говорю… Они там в своей вечной мерзлоте думают только о том, как бы поскорее товар собрать и при этом не напутать.

–

Может, ты и права, – согласилась я. Ребята в холодильнике и в самом деле были суровыми и с довольно специфическим чувством юмора. Например, на входной двери непосредственно в холодильник была приколота бумажка с надписью: «Заходи – не бойся, выходи – не плачь!».

Мы еще немного постояли молча, Ингрид докуривала, а я допивала кофе. Я жмурилась под яркими, хоть и холодными лучами февральского солнца и думала, как же я все-таки отличаюсь от окружающих меня девчонок! Пожалуй, только Ингрид, может быть, отчасти понимает меня. Ведь еще недавно, совсем недавно я была просто-напросто другим человеком. Человеком, которому и в голову не пришло бы, что на склад можно пойти не только по делам, но и для того, чтобы построить глазки работающим там парням… Да и сейчас я все еще не привыкла, что на меня обращают внимание, проявляют ко мне интерес, и связан он отнюдь не с рабочими моментами… Мы уже повернулись, чтобы уйти, когда услышали за спиной быстрые шаги и странные всхлипы.

Я обернулась на звук и мне на шею тут же кинулась Маша и разревелась во всю глотку.

–

Маша! – испугалась я. – Маша, что случилось?!

Маша ревела, мотала головой и упорно не говорила, что же произошло. Наверно, что-то из ряда вон, раз Маша сама ко мне обниматься полезла. Она вцепилась в меня мертвой хваткой и продолжала голосить, издавая нечленораздельные звуки. Вокруг потихоньку собиралась толпа. Я пыталась отодрать от себя Машу и выяснить, что стряслось.

–

Да прекрати же ты реветь, наконец! – вдруг рявкнула Ингрид, да так, что я и еще несколько человек вздрогнули. Я уже открыла, было, рот, чтобы возмутиться и сказать, что так нельзя, но неожиданно поняла, что Маша и в самом деле реветь прекратила.

Она, по-прежнему прижимаясь ко мне, как к последней надежде, подняла полный ужаса взгляд, всхлипнула и произнесла:

–

Там… Там Виктора … нашли… В холодильнике… Мертвого… – и она снова безутешно заплакала.

Восемь месяцев назад, в июне…

Его переезд стал для меня одновременно и проклятием и подарком судьбы. Мне хватило одного его взгляда, брошенного на меня, одного слова, сказанного мне, одной улыбки, осветившей его лицо, чтобы мое сердце вздрогнуло, потом замерло, а потом бешено заколотилось. Фотограф был привлекателен, сексуален просто до неприличия. На его порочные губы невозможно было не смотреть. Его сильными руками невозможно было не любоваться.

Мало того, он общался так непринужденно, так жизнерадостно, с такой непередаваемой легкостью, о которой я никогда не могла даже и мечтать. Он был полностью, на двести процентов уверен в себе, и поэтому открыт и расположен ко всему миру.

То есть, он был прямо-таки квинтэссенцией того самого типа «плохих парней», к которым меня влекло как магнитом.

Расставшись с ним, я отправилась по своим делам, полностью погруженная во впечатления от нашей недолгой встречи. Перед глазами снова и снова вставал его сияющий белозубой улыбкой образ, его чуть прищуренные глаза, его гибкая и сильная фигура… я старательно отмахивалась от этого, напоминала себе, что такие небожители не для меня, что таким, как я все, о чем можно мечтать – это любоваться, но, увы, не трогать руками.

И я почти себя в этом убедила. И даже спокойно легла спать в тот вечер.