Николай Зорин - Числовой код бессмертия

— Он никакой не портье, и вы прекрасно это понимаете! — завопил он не своим голосом. — И хватит надо мной издеваться!

Артур встал, не спеша подошел к нему и отвесил пощечину:

— Придите же вы наконец в себя, — спокойно проговорил он и сел на свое место с таким видом, словно исполнил свой долг.

Я не стал дожидаться конца их разборки — все это ужасно отвлекало, вышел в другую комнату, ту, с единственным креслом у окна, с видом на балкон дома напротив. Алины там, конечно, не было. Но я чувствовал, что она где-то здесь. Где?

Сел в кресло, прикрыл глаза. Запах гари и сырости усилился. Ну да, в этом доме несколько лет назад был пожар. Здесь и где-то еще, много раньше, давно, очень давно. Запах гари и сырости. Мне представилась хижина… Нет, не то. Но хижина не желала уходить. О чем говорил Василий до того, как перешел к рассказу об Алине? О чем я уже написал в своем романе? Близко, близко, но никак не могу ухватить.

Рукопись. Все с нее началось. Все ею, очевидно, закончится. Почему Василия так взбесил портье? Нет, не то, не нужно сейчас на это отвлекаться. Рукопись… Они нашли ее в железном ящике, в подвале дома. Дом они купили после пожара. Сумасшедший математик-самоубийца… Нет, о нем уж точно не сейчас! О нем по возможности никогда! Итак, в подвале сгоревшего дома в железном ящике они нашли эту рукопись. Запахи сырости и гари в подвалах остаются дольше. Запах сырости…

Я бросился назад в кабинет Василия. Он что-то эмоциональным шепотом втолковывал Артуру — пытался теперь его перетянуть на свою сторону, невзирая на пощечину, раз во мне разочаровался?

— Где у вас вход в подвал? — закричал я с порога, мне было совершенно наплевать на перемену ко мне Василия.

— Там же, где у всех, — надменно произнес он, — внизу, разумеется.

— Подвал заперт на ключ?

— Не знаю. Не помню. — Он задумался. — Нет, чего его запирать? Он пустой, там нет ничего. Мы там даже ремонт не успели доделать.

— Пойдемте! — закричал я. — И поскорее!

— Зачем? — Василий, набычившись, смотрел на меня, не желая сдвигаться с места.

— Нужно проверить. Возможно, Алина там.

— С какой стати ей быть в моем подвале?

— Да, да, пойдемте, — поддержал меня Артур.

Василию ничего не осталось, как подчиниться. Он нехотя поднялся и пошел к двери, всем своим видом показывая, что подчиняется грубой силе.

Втроем мы спустились по лестнице, под ней оказалась деревянная дверь, которую я раньше не заметил. Василий толкнул ее — запах гари и сырости здесь просто сбивал с ног.

— Странно, — пробормотал Василий, — вроде просушивали хорошо. И проветривали. Надо было…

Я не стал его дослушивать, я уже понял, что Алина здесь. Сдвинув Василия в сторону, я побежал вниз, в подвал.

Алина сидела на полу, привалившись спиной к стене. Перед ней лежал старый металлический сейф, дверца его была распахнута.

— Алина! — Я бросился к ней. Глаза ее были широко раскрыты и смотрели в каком-то застывшем ужасе в никуда. Я легонько похлопал ее по щеке — щека оказалась ледяной, на мое прикосновение Алина никак не прореагировала. Я развернул ее к себе лицом, заглянул в ее распахнутые, наполненные ужасом глаза и вдруг явственно услышал ее мысли.

Темнота видит меня, она живая, разумная и подвижная, она наполнена множеством образов, порожденных моим ужасом. Ее формы постоянно меняются, в точности следуя, словно движения танцора в такт музыке, кошмарам моего разума. Черный сгусток — и я внутри сгустка — превращается в страшный зубчатый замок. Я — это замок. Я — вместилище страха и ужаса. Я порождаю черные тени, я населяю свой замок — себя. Темнота меня видит, темнота за мной наблюдает. Темнота — не разумна, она и есть разум. Мой разум, мой ужас.

Замок рассыпался, тени слились. Тени родили огромного черного зверя. Зверь — это я, зверь на меня надвигается… Пасть его разевается шире и шире, пасть его — черное бездонное нутро железного ящика.

Вынести поток этого черного ужаса я больше был не в состоянии.

— Алина! — закричал я, заглушая своим криком кошмар ее мыслей. Никакой реакции. Я обхватил руками ее ледяное лицо. Надеясь согреть, привести в чувство? Не знаю. Ужас из ее широко открытых глаз перебрался в меня, растекаясь по телу, заражая его как гангрена. И я вдруг понял, что не могу отвести взгляд, заворожен, парализован ее ужасом. Ее ужас — живое разумное существо, он видит меня, он смотрит в меня.

— Она умерла? — услышал я чей-то вопрос, но не понял, кто его задал.

— Здесь слишком душно, нужно ее отсюда вынести, — сказал кто-то еще. — И вызвать врача. Не знаю, как здесь это можно сделать. Ах, черт! Этот сейф…