Аркадий Ваксберг - Плешь Ильича и др. рассказы адвоката

За вторым актом последовал третий. Но не сразу, не сразу… Ирма унаследовала от матери выдержку и терпение: антракт затянулся. Это тоже заранее было продумано. Но слишком долго он все-таки длиться не мог. Уехав с подругами в краткий отпуск (стоял жаркий июль) и вернувшись через несколько дней, она застала леденящую кровь картину: бездыханный муж лежал на полу возле накрытого для трапезы стола, зажав в руке ножку стула, который свалился, видимо, вместе с ним. Врач констатировал смерть, наступившую не менее, чем за семьдесят два часа до обнаружения трупа. То есть за трое суток. И не более, чем за девяносто шесть. То есть за четверо. Ирма отсутствовала все шесть: ее алиби подтвердили многочисленные подруги, неразлучно проведшие с ней эти дни на ближних морских берегах; хозяйка квартиры, где всей веселой компанией снимали они две комнаты; билеты на поезд — туда и обратно.

Экспертизу проводил главный судебно-медицинский эксперт — не города, а всего края. Выше некуда: не вызывать же по такому — для криминалистов вполне заурядному — делу московских светил! Ни следов насилия, ни следов отравления эксперт не обнаружил: просто инфаркт. Подозрение в убийстве, однако, осталось. Стол был накрыт на две персоны — перед смертью муж и кто-то второй выпили и закусили. Судя по остаткам еды, трапеза длилась изрядно. Ни в одном блюде (салат, рыба, куски отварного мяса и прочая нехитрая снедь), как и в водке, которая осталась в бутылке, никаких отравляющих веществ не нашли. Ни на бутылке, ни на посуде не нашлось и пальцевых отпечатков — кроме Павла, конечно.

Таинственный гость исчез и никаких сведений о себе не оставил. Ради кого же, в отсутствие жены, Павел решился покулинарить? Встретил гостя не по-холостяцки, не абы как, а с несомненным почетом? Круг претендентов в убийцы был достаточно узок: разве что кто-нибудь из коллег, скорее всего не рядовых, видевших в нем опасного конкурента. Близость старшей Бережной к влиятельным лицам вполне могла обеспечить способному кандидату наук путь в руководящие научные кадры. К тому же — такая деталь: по совету разумной и опытной тещи он только что, скрыв про венчание, тоже подался в передовой отряд советских трудящихся. Еще принят не был, но прошение уже написал. Влекомый идейным порывом? Да кто бы в это поверил?! Порывом — да, но карьерным. Другим соискателям кадровых мест вполне мог перейти дорогу. Теоретически мог, но кому?

Результатов поиск не дал. Следствие приостановили за отсутствием конкретных подозреваемых и за доказанным алиби Ирмы. Так бы и осталось оно, скорее всего, без движения, если бы мать и дочь Бережные, уверовав в несокрушимость своей счастливой судьбы, не дали маху. Впрочем, главный прокол допустила, конечно, Ирма. Ей не хватило материнской закалки и хладнокровия. А главное — разумной готовности чем-то и поступиться, в чем-то себя ограничить, чтобы не загреметь.

Одна из подружек-студенток, самая обольстительная, самая востребованная и потому претендовавшая на роль звезды спецбуфета, попросила прибавки. Пожелала поднять тот процент от оплаченных клиентом услуг, который ей отстегивала хозяйка. Не за всех хлопотала, а лишь за себя, ибо считалась заслуженной — в труппе, где все остальные артистки без званий. Просто массовка. Ее притязания Ирма отвергла: привилегиям — нет! Никаких заслуженных и народных, у всех единый процент. Равенство — залог справедливости. Несокрушимые и вечные лозунги демократии стояли, как им и положено, на страже интересов кармана. Но не устояли.

Жадность фраершу сгубила! Это меткое правило, на котором ловились и ловятся фраера, никаких исключений не знает.

Жестоко уязвленная несправедливостью, звезда спецбуфета Лариса Чурикина настрочила самый обыкновенный донос и отправила его прямо в Москву, минуя краевые инстанции, ибо доподлинно знала, что все они у Бережной на крючке. Даже весьма возможную перлюстрацию, и ту предусмотрела: письмо было опущено в смежном с краем городке, то есть в другой области, и значит, не могло попасть под контроль краевых спецслужб — осторожность не помешает. По своему позднейшему журналистскому опыту знаю доподлинно, что в этом крае, как и в ряде других, все письма в центральные проверяющие инстанции непременно читались спецслужбами и об их содержании тут же докладывалось крайкому. Точнее, Первому в нем.

Письмо Ларисы попало по адресу: в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Необычный для таких случаев выбор адресата говорил о том, что скорее всего не сама буфетная звездочка, а ее советчики и консультанты хорошо разбирались в сложной иерархической системе многочисленных советских инстанций. Комитет партконтроля действительно не был повязан той круговой порукой, которая опутала уже тогда сверху донизу все прочие органы проверок и надзоров. Словом, знала, куда писать и где опасность прокола была наименьшей: Комитет партконтроля крайне редко отфутболивал жалобу тому, на кого жаловались. А возможно, и вообще не отфутболивал, если речь в ней шла о партийных органах или партийных членах.