Макс Бодягин - Святые Полуночники

Декка обеспокоенно посмотрел в сторону Кромма, но тот потихоньку отхлёбывал из кружки, безмолвно шевеля губами и водя указательным пальцем по строчкам. Когда пульмон снова посмотрел в сторону Зосемы, тот уже навис всей своей тушей над каном с востока и спросил: знаешь, кто моя мать? Кан фыркнул: а ты сам-то знаешь? Зосема покраснел, хрюкнул и по-обезьяньи поставил кулаки на стол перед каном, будто бы ненароком зацепив тарелку, которая тут же опрокинулась, закачалась и перевернулась, заляпав коричневым соусом накрахмаленную скатерть. Декка вздохнул, но тут незнакомый кан быстро дёрнул Зосему за запястья, руки толстяка разъехались и он впечатался лицом в дно тарелки, громко хлюпнув носом. Если бы твоя мать была приличной женщиной, медленно сказал кан: она бы научила тебя манерам.

Он за загривок прижал Зосему к тарелке, словно пытаясь угомонить разыгравшуюся собаку, но тут раздался громкий хлопок и кан рухнул на столешницу рядом с Зосемой, который тут же вскочил, утирая разбитый и порезанный о край тарелки нос рукавом. Сзади поверженного гостя стоял плюгавый и рябой парень, сжимавший в руке ручку от разбившейся пивной кружки. Добро пожаловать в Энподию, сука, гнусаво сказал он и швырнул кана на пол, после чего размахнулся и пнул его между раскинувшихся ног. Этот удар послужил сигналом и вся ватага бросилась запинывать несчастного.

Пульмон Декка выбежал из-за стойки с ведром ледяной воды и щедро окатил хулиганов, после чего заорал: тихо все, иначе я вызову сюда гоплитов. Зосема, раздосадованный тем, что его отвлекли от мести, тяжело дышал, вращая налитыми кровью раскосыми глазами, но всё же пришёл в себя, зло хохотнул и ответил: да ладно тебе, Декка, он же над моей матерью глумился.

Тарелка и скатерть обойдутся тебе в копеечку, холодно ответил Декка, держа перед собой пустое ведро, как щит. Зосема усмехнулся, бросил на пол серебряную монету и гикнул: а ну, пацаны, тащи его на воздух, пидараса. Не будем Декке кафель засирать. Декка вновь посмотрел в угол, где у окна сидел Кромм, но верховный кат по-прежнему пил пиво и читал, взяв для удобства большую лупу. Пульмон поцыкал языком, достал из-за стойки веник, совок и тряпку, чтобы замести следы нападения на гостя. Он подогнул испорченную скатерть, составил на освободившийся угол стола уцелевшие приборы, с сожалением посмотрел на испорченную еду и смахнул её в ведро. За окном раздавались обезьяньи выкрики гопоты.

Наконец, Зосема устал пинать незнакомца, вернулся в зал и, вытирая лоб рукой, крикнул: Декка, ещё пива, а то этот пидор такой юркий, сука, я аж вспотел, пока его хуярил. Пульмон вздохнул и налил четырнадцать кружек пива, снимая с них пену деревянной лопаткой.

В прошлый раз, когда Зосема гулял, разрушения потянули на две золотых марки и отдельную замену витражного стекла, которое, взамен разбитого непутёвым сыном, лично привезла кане Тониане. Вы уж простите меня, с мольбой в глазах говорила она, отсыпая щедрый подзатыльник Зосеме: он же смирный, но раз в две недели на него что-то находит.

Только бы в этот раз не нашло, подумал Декка, и тут же пожалел об этой мысли. Ну вот, горестно сплюнул он: сглазил. Зосема, раздвигая брюхом столы, шёл напрямую к столику Кромма. Только не это, подумал Декка.

Зосема без приглашения плюхнулся напротив Кромма в заскрипевшее кресло и злобно уставился на него. Кромм продолжал читать, как будто ничего не произошло. Ты кто, спросил Зосема, пальцем пригибая книгу вниз. Когда глаза Кромм показались из-за страниц, толстяк выставил палец и повторил вопрос: я спросил, ты кто и откуда припёрся в мой город? Кромм широко улыбнулся и сказал: меня зовут Виктор Кромм, я прибыл с Привратника и сейчас я в отпуске. А как вас зовут, благородный патрон?

Зосема, сказал толстяк и, пристально уставившись в глаза верховного ката, взял его кружку, шумно отпил из неё и с грохотом поставил на стол. Декка обречённо развернулся спиной к гостям, подошёл к дальнему краю стойки и нажал большую эбонитовую кнопку, вызывая наряд гоплитов. Вздыхая, он наклонил голову и увидел, что его длинный белоснежный фартук испачкан соусом. В этот момент он услышал крик Кромма: мой добрый Декка, налей, пожалуйста ещё пивка моему новому другу Зосеме и его товарищам. Я хочу угостить их. А если тут есть ещё славные граждане Энподии, поднимите руку, я угощаю и вас! Тост! За гостеприимную и богатую Энподию!

Декка изумлённо повернулся на голос, но не увидел на лице Кромма ни малейших признаков глумления. Он стоял, салютуя кружкой и положив руку на жирное плечо Зосемы, который неприязненно буркнул: да я и сам могу заплатить, чё. Я не нищий какой. Кромм понимающе кивнул и сказал: вы можете заплатить за следующий круг, если пожелаете. Но я хотел задать вам вопрос, если позволите, патрон. Я здесь недавно и меня покоробило оскорбительное высказывание этого господина в адрес вашей уважаемой матушки. Позвольте спросить, кто она, эта достопочтенная матроне?