Алан Брэдли - Я вещаю из гробницы. Здесь мертвецы под сводом спят

«Конечно, это было до Первой мировой войны, – уточнила Шейла, – когда горничные встречались чаще, чем теперь».

И разве Нетти, замужняя сестра мисс Пикери, библиотекарши, не обитала в Незер-Уолси?

Нетти пережила то, что мисс Маунтджой, бывшая библиотекарша, однажды поименовала «трагическим несчастным случаем» с швейной машинкой. И что там мисс Кул из кондитерской добавила к кладовой моих познаний о загадочной отсутствующей Нетти?

«…“Зингер”, иголка, палец, близнецы, заблудший муж, бутылка, счета…» – вот что она рассказывала.

Это все, конечно же, имело место почти год назад, но при счастливом стечении обстоятельств Нетти еще больше обрадуется тому, кто захочет посидеть с ее близнецами.

– Да, верно, – фыркнул Мармадьюк Парр. – Ридли-Смиты из Богмор-холла.

И не успели бы вы произнести «антипресуществление», [31] Пресуществление – термин в католичестве и православии, обозначающий превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову во время евхаристии. как «Глэдис» и я унеслись по узкой бетонной дорожке в сторону Незер-Уолси.

Мытьем или катаньем, правдами и неправдами я заставлю канцлера Ридли-Смита подавиться своими словами. Строго запрещено, надо же!

На юго-западе от Букшоу расположен перекресток, его левая дорога ведет через Незер-Лейси на задворки Доддингсли. Направо Святая Эльфрида, а немного дальше к югу раскинулся Незер-Уолси.

Приехав, я сразу увидела, что это не самая симпатичная деревня в Англии. Отнюдь. Даже деревья выглядели уставшими.

Наиболее примечательным объектом была лавка мясника, съежившаяся среди домов с террасами, ее серые некрашеные стены провисли, будто деревянный занавес, и приобрели вампирскую бледность. В засиженном мухами окне висел странный ассортимент колбас, связанных в полоски и петли, и я не сразу разобрала, что они довольно безвкусно изображают слово МЯСО.

Когда я открыла дверь, звякнул колокольчик, и магазин снова погрузился в молчание, если не считать жужжания одинокой мухи у окна.

– Привет, – окликнула я.

Муха продолжала жужжать.

Половину задней стены узкого помещения занимала стеклянная витрина, демонстрирующая разнообразные образчики сырого мяса в мрачных красно-бело-синих тонах, и меня чуть не стошнило.

Рядом с прилавком на изящной подставке из кованого железа лежал сверток розоватой упаковочной бумаги. Моток грубой веревки удобно свисал из маленькой проволочной клетки, подвешенной к потолку.

В задней части магазина в углу стояла покрытая кровью колода мясника, а за ней открытая дверь, судя по всему, вела на территорию за магазином.

– Привет! – повторила я.

Ответа не было.

Я обошла стеклянную витрину и сунула голову в дверь.

В саду там и сям были разбросаны пустые деревянные ящики. Красноватое бревно явно служило местом, где находили гибель обитатели соседствующих с ним курятников.

Пока я там стояла, не зная, что делать дальше, из самого большого курятника вышла миниатюрная женщина в юбке, блузке и повязке на голове, держа за ноги большую коричневую курицу.

Птица, трепыхаясь, висела вверх тормашками, и ее плотные крылья беспомощно взмахивали.

Прижав шею курицы к бревну и потянувшись за топором, она заметила меня в дверях.

– Иди внутрь, – сказала она. – Я сейчас приду.

Ее обнаженная длинная и тонкая рука занесла отполированный клинок.

– Нет! Постойте! – услышала я себя. – Пожалуйста…

Женщина подняла глаза, задержав топор в воздухе.

– Пожалуйста, – продолжила я. – Можно мне купить эту птицу… только живой.

Что, черт возьми, на меня нашло? Хотя я не имела ничего против мертвых людей – на самом деле в некотором роде я даже получала от них удовольствие, – в этот самый момент я поняла, что одна мысль о том, что сейчас другому живому созданию могут причинить вред, была просто невыносима.

Вовсе не так давно в Бишоп-Лейси на меня набросился спятивший индюк, и тем не менее, несмотря на ту кровавую свалку, сейчас мои защищающие крылья распахнулись над всеми цыплятами во вселенной. Очень специфическое ощущение.

– Живой… – выдавила я, и моя голова закружилась, как юла.

Женщина отложила топорик и швырнула птицу прочь. Она пролетела – и правда полетела! – по двору, худо-бедно приземлилась и начала клевать твердую землю, как будто ничего не произошло.

Я знала, что если бы здесь была Даффи, она бы сказала: «Не раздастся звон вечерний». [32] «Не раздастся звон вечерний» – баллада американской поэтессы Розы Хартвик Торп (1830–1939) о приговоренном к казни, которого спасла его возлюбленная. Конкретно эта курица проживет хотя бы до завтра.