Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля

Я плотнее прижалась ухом к двери. Мне тоже интересно это узнать.

– За рукописями. – Голос Лелика доносился приглушенно, но слова можно было разобрать. – Я же говорил.

– Я тебе не верю!

– Извини, ничего не могу с этим поделать. Я говорю правду.

– Нет. Ты не говоришь мне правду. Все вы лжете и что-то скрываете!

– А ты не лжешь? – озадаченно спросил Лелик. – И ничего не скрываешь?

– О чем ты?

– О твоем друге Макаре Илюшине.

Наступило молчание.

– Я хотела тебе рассказать, – другим тоном сказала Янка.

– Что помешало?

– Не успела. Я не знаю, кого подозревать… Все перепуталось. Прости!

– В чем подозревать? Тишка, ты чего?

Многие называют меня дурочкой. Когда считают, что я не слышу. Мне тоже думается, что я не слишком-то умна. Иногда мне кажется, что я живу в ином времени, отличающемся от времени других людей. Мое течет медленно-медленно и несет меня, как будто в лодочке. Я успеваю как следует рассмотреть берега. Но для всех остальных я – девушка, которая очень долго ищет ответы на самые простые вопросы.

Моя сестра – вот кто действительно умен. Я бы посоветовалась с ней, что мне делать. Но чужой ум – такая странная вещь! Он годится только для своего обладателя. По крайней мере, у меня все происходит именно так. Много раз умные люди давали мне советы. Но когда я следовала им, получалось только хуже. Возможно, дело в том, что я нарушала какую-нибудь технологию следования правильным советам. А значит, я дура.

Но это я, кажется, уже говорила.

«Ты чего, Тишка?» – спросил Лелик. И даже моя глупость не помешала мне понять, что Яна изменила свое отношение к нему из-за того, что он обратился к ней как в детстве.

Имена творят чудеса. Если правильно произнести имя в нужный момент, оно может обернуться заклинанием.

Лелик наделил слово «Тишка» волшебной силой. Произнесенное вслух, оно вызвало в памяти Яны те времена, когда она считала Лелика своим другом.

– Я не убивала Пашку, – сказала она. – Это сделал кто-то другой. Илюшин – частный детектив. Я наняла его, чтобы он помог мне разобраться в этой истории.

Это следовало обдумать. Я села на пол, продолжая слушать Янин рассказ.

Мне совсем не нужен детектив в бабушкином доме. И Яна не нужна. Иногда я думаю: жаль, что нет такого ластика, с помощью которого можно стирать людей. И карандаша, чтобы рисовать их заново. Я бы стерла своего бывшего мужа. Он звонит мне каждый день и шепчет в трубку, что я шлюха. Я слышу это слово с самого детства. «Ты шлюха, – шепчет мне мой бывший муж, – ненавижу тебя! Вернись ко мне».

Раньше я сама не могла понять, зачем отвечаю на его звонки. Но потом очень старательно подумала и сообразила.

Я хочу дождаться дня, когда он не скажет мне про шлюху. Когда у него кончится ненависть.

Я ведь не узнаю об этом, если не буду говорить с ним, правда?

Но если бы у меня был ластик, я бы стерла своего бывшего мужа. И нарисовала заново, когда стала бы старухой. Старухи неуязвимы. Старухи сильны. Старухи свободны. Пускай тогда бормочет про шлюху. Я буду только смеяться, как ворона каркает – кар! кар! кар!

– Ты думаешь, его убил кто-то из нас? – донесся до меня голос Лелика. – Из нас троих?

– Я не знаю.

Кажется, Яна заплакала. Мне стало жаль ее, немного. Она права, мы все ее обманываем.

Лелик заволновался, начал ее утешать. Потом говорит: «Смотри, что у меня есть!» Две минуты неразборчивых Яниных восклицаний, пока я не разобралась, что Женька нашла ее старые сокровища и передала Лелику.

– Странно, – сказала она, немного успокоившись. – Эти вещи должны напоминать мне об ужасном времени. А я все равно им рада.

Когда я увидела ее час спустя, Яна гладила нарисованную птичку и утирала слезы. Кулон она снова повесила на шею. Помню, пятнадцать лет назад она не снимала свое бесценное стеклышко. Рассталась с ним единственный раз – в тот день, когда Пашка вылез на крышу мансарды.

Бабушка Рая утверждала, что он толкнул ее.

Нет. Он не толкал. Я была там и все видела.

В тот год со мной что-то случилось. Люди стали как-то странно смотреть на меня. Я имею в виду, мальчики, но не только они. И некоторые мужчины тоже. Например, наш учитель труда Олег Лукьянович, которого мы звали Лукьяшей. Мне казалось, они от меня чего-то хотели. Но я всегда плохо угадывала чужие мысли.

Женька заявила, что я веду себя распутно. Я не знала, как это. Мне было тринадцать, а я вдруг почувствовала, что у меня есть какая-то власть над людьми. Женька всегда звала меня дурочкой, в школе со мной не играли, потому что я тупая и торможу – так они говорили, мои одноклассницы, собиравшиеся кучкой и хихикавшие, когда я проходила мимо. Еще я плохо училась и не умела отвечать у доски. Надо мной смеялись. Но знаете что? Мне кажется, даже смеясь, они меня побаивались.