Он успел-таки сделать пару довольно прибыльных рейсов и даже разжился валютой: миниатюрный японец, впервые попавший в Россию, пришел в восторг от его автомобиля, трижды обежал его кругом, интимно шелестя видеокамерой, и на прощание сунул Юрию двадцать долларов. Он вышел у подъезда гостиницы "Космос". Юрий проводил его взглядом, затолкал в бумажник зеленую купюру и подумал, что теперь самое время позвонить Валиевым. Вряд ли Ольга сейчас остро нуждалась в деньгах - Валиев наверняка оставил им с Машкой хоть что-нибудь, но для пущего спокойствия это следовало узнать. И вообще, подумал Юрий, не в деньгах же дело. Может, ей гвоздь надо забить, а может, просто поговорить с кем-нибудь, кто знает?
Телефон Валиевых молчал. Слушая длинные гудки, Юрий постучал себя по лбу согнутым пальцем: ну конечно! Машка" в детском саду, Ольга на работе, а толстяк Боцман, полосатый кот неустановленной породы, к телефону не подходит принципиально. Правда, смерть мужа далась Ольге тяжело, и она взяла на работе отпуск, который по графику полагался ей только в декабре, но, возможно, сидеть в пустой квартире оказалось еще труднее, чем работать, а прервать отпуск всегда проще, чем получить. "Позвоню вечером", - подумал он, и эта мысль внезапно уколола его ледяной иглой в самое сердце: кто знает, где он будет вечером и будет ли вообще?
Он закурил, чтобы прогнать непрошенный холод, дернул книзу рычаг таксофона и, сверившись с запиской, настучал на клавиатуре номер Умара. На этот раз трубку сняли сразу, и голос, который послышался в наушнике, был до отвращения знаком Юрию.
- Умар? - спросил Филатов, хотя и так знал, с кем говорит. Из трубки вдруг потянуло ледяным кладбищенским холодком, но это была, конечно же, только игра воображения. Эта промозглая сырость, пропитанная густой вонью паленых тряпок, подгоревшего человеческого мяса, расплавленной резины и экскрементов, просто не имела права на существование здесь, в самом центре Москвы, в двух шагах от гостиницы "Космос", уходившей в серое ноябрьское небо огромной изогнутой пластиной сплошного стекла, рассеченной на ровные прямоугольники несокрушимыми железобетонными конструкциями. Этот запах горелых и промерзших, загаженных, залитых кровью, припорошенных известковой пылью кирпичей существовал только в искалеченной памяти старшего лейтенанта Филатова, и он, тряхнув головой, отогнал галлюцинацию, навеянную звуками этого хрипловатого, с едва заметным акцентом голоса.
- А, это ты! - обрадовался Умар. - Здравствуй, брат! Я слышал, что ты меня разыскиваешь, и оставил тебе номер телефона.
- Для этого не обязательно было ломать дверь, - заметил Юрий.
- Твоя правда, брат, твоя правда! Но ведь и ты, когда искал меня, зачем-то избил моих людей. Я думал, может, тебе так больше нравится. Прости, если я ошибся. Я хотел сделать тебе приятное.
- Ладно, замнем, - проворчал Юрий. - Считай, что я на седьмом небе от счастья.
- Я рад, - жизнерадостно откликнулся Умар. В его голосе звучала насмешка, но Юрий, стиснув зубы, решил не обращать на это внимания. В конце концов, то, что он намеревался сказать, действительно заслуживало пренебрежительной улыбки. - Зачем ты искал меня, брат? - продолжал чеченец. - Мои люди, которых ты избил на вокзале, передали мне, что тебе нужна работа, которую я предлагаю.
- Твои бараны все перепутали, - с усилием выталкивая из себя слова, ответил Юрий. Ненависть душила его, но поддаться ненависти означало пойти на поводу у Разгонова и Понтиака. - Я собирался сказать тебе, чтобы ты оставил меня в покое. Чтобы ты забыл про меня. Если ты или кто-то из твоих людей еще раз встретится на моем пути - раздавлю голыми руками, как клопа. Если с кем-то из моих знакомых случится то, что случилось с Валиевым, я тебя из-под земли достану. Тебя, ты понял? Персонально.
- Ты избил моих людей только для того, чтобы сказать мне это? - Теперь голос Умара звучал высокомерно. - Я не боюсь тебя, русский. Я не стану тебя трогать, но и жертвовать своими деловыми интересами, чтобы выполнить твои глупые условия, я не стану. Я помню добро, которое ты для меня сделал, но нельзя быть братом и врагом одновременно. Так ведут себя глупый пес и глупая женщина. Глупого пса прогоняют со двора, а глупую женщину бьют плетью, пока не поумнеет.
- Плевать я хотел на твое красноречие, - сказал Юрий и попытался немного расслабить пальцы, сжимавшие телефонную трубку. Из этого ничего не вышло кисть его руки и трубка словно срослись, суставы пальцев побелели от напряжения, и он боялся, что трубка вот-вот хрустнет и переломится пополам. Языком болтать вы все горазды. Запомни, что я тебе сказал. Только попробуй сунуться - костей не соберешь. Забудь обо мне.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу